Шырав

Шырав ĕçĕ:

ларнӑ (тĕпĕ: лар) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Ҫил-тӑманлӑ каҫсенчен пӗринче, хаяррӑн ӳлекен ҫил сӑнсӑр кӑвак пӗлӗте ваккӑн-ваккӑн ҫурса тӑкнипе вӗсем ҫӗре тӑкӑнса, вӗсене пӑрлӑ тусан куписем айне пытарнӑ пек туйӑннӑ чух, ҫӗр пурӑнӑҫӗ пӗтсе ларнӑ, хӗвеле сӳнтернӗ, вӑл урӑх нихҫан та тухас ҫук пек туйӑннӑ чух, — ҫавӑн пек каҫхине, Ҫӑварни эрнинче, эпӗ Деренковсем патӗнчен мастерскойне тавӑрнаттӑм.
В одну из тех вьюжных ночей, когда кажется, что злобно воющий ветер изорвал серое небо в мельчайшие клочья и они сыплются на землю, хороня ее под сугробами ледяной пыли, и кажется, что кончилась жизнь земли, солнце погашено, не взойдет больше, — в такую ночь, на Масленой неделе я возвращался в мастерскую от Деренковых.

Манӑн университетсем // Леонид Агаков. Горький М. Манӑн университетсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1948. — 138 с.

Деренков, типсе ларнӑ алӑллӑ, ырӑ сӑнлӑ, ҫутӑ сухаллӑ, ӑслӑ куҫлӑ ҫын, хулара вулама чарнӑ тата сайра тӗл пулакан кӗнекесен чи лайӑх библиотекине тытатчӗ, — вӑл кӗнекесемпе Хусанти нумай шкулсенчи студентсем тата революци шухӑшлӑ тӗрлӗ ҫынсем усӑ куратчӗҫ.
Деренков, сухорукий человечек, с добрым лицом в светлой бородке и умными глазами обладал лучшей в городе библиотекой запрещенных и редких книг, — ими пользовались студенты многочисленных учебных заведений Казани и различные революционно настроенные люди.

Ҫилӗм шӑршипе тулса ларнӑ шӑтӑкра эпӗ ик-виҫӗ сехет хушши аран-аран тӳссе, вараланчӑк стенасем тӑрӑх кӑпшанкӑсем упаленсе ҫӳренине пӑхкаласа ларса ирттереттӗм.
С великим напряжением высиживал я два, три часа в яме, насыщенной запахом клея, рассматривая, как по грязной стене ползают мокрицы.

Плетнёв ҫав хӗрарӑм патӗнче, пусми айӗнче, кӗтес йышӑнса пурӑнатчӗ, анчах унӑн «хваттершӗн» тӳлеме укҫи ҫукчӗ, ҫавӑнпа та вӑл ӑна хаваслӑн шӳт тунипе, купӑс каланипе, чӗрене пырса тивекен юрӑсемпе кӑна тӳленӗ; вӑл ҫав юрӑсене тенорпа юрласа ларнӑ чух унӑн куҫӗсенче тӑрӑхлакан кулӑ ҫиҫсе тӑратчӗ.
У этой бабы Плетнёв нанимал угол под лестницей, но платить за «квартиру» ему было нечем, и он платил весёлыми шутками, игрою на гармонике, трогательными песнями; когда он, тенорком, напевал их, в глазах его сияла усмешка.

Эпӗ наукӑсене ҫав тери йывӑррӑн ҫӗнтерсе пыраттӑм, пуринчен ытла мана грамматика хӑйӗн киревсӗр, ансӑр, хытса ларнӑ формисемпе тӑна яратчӗ, эпӗ вӑл формӑсене чӗрӗ те йывӑр, ачаш та авкаланчӑк вырӑс чӗлхине ниепле те кӗртсе лартма пӗлместӗмччӗ.
Я преодолевал науки с величайшим трудом, особенно угнетала меня грамматика уродливо узкими, окостенелыми формами, я совершенно не умел втискивать в них живой и трудный, капризно гибкий русский язык.

Унӑн тӗттӗм шӑтӑксене путса ларнӑ куҫӗсенче хӑйне никамран чаплӑн шутланипе телейлӗн савӑнакан маниакӑн мӑнкӑмӑллӑхӗ ҫутӑлса тӑратчӗ.
В его глазах, провалившихся в тёмные ямы, сверкала гордость маниака, счастливого сознанием своего величия.

Эпӗ вӗсемпе пӗрле тӗксӗм ҫӑлтӑрсемпе тулнӑ тӗттӗм пӗлӗт айӗнче, хӑвалӑх тӗмӗсем ӳссе ларнӑ пӑчӑ лапамра, икӗ-виҫӗ каҫ пурӑнса ирттертӗм.
Я прожил с ними две, три ночи под тёмным небом с тусклыми звёздами, в душном тепле ложбины, густо заросшей кустами тальника.

Хӗрарӑм ҫинчен вӗсем тарӑхса, хурланса, тепӗр чух хумханмалла, анчах ялан тенӗ пекех хӑрушла, кӗтмен япаласемпе тулса ларнӑ тӗттӗмлӗхе пӑхса тӑнӑ пек калаҫатчӗҫ.
О женщинах говорилось с озлоблением, с грустью, иногда — трогательно и почти всегда с таким чувством, как будто заглядывая во тьму, полную жутких неожиданностей.

Жук сӗтел тавра сиккеленӗ, ҫӑхан пуҫне чалӑштарса: — Воронок, Воронушка! Воронок, Воронушка! — тесе кӑшкӑрса ларнӑ.
Жук прыгал вокруг стола, а ворон, склонив голову набок, кричал: — Воронок, Воронуша! Воронок, Воронуша!

Ҫирӗм пиллӗкмӗш сыпӑк // Иван Васильев. Рысс Е. Хӗрача ашшӗне шырать: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 140 с.

Апат хыҫҫӑн тата чылайччен калаҫса ларнӑ, вӑрҫӑ хӑҫан вӗҫленесси ҫинчен, Мускавра мӗнле пурӑнасси ҫинчен, Владик медицина институтне вӗренме пырасси ҫинчен, вырсарникунсенче пурте пӗрле театра е культурӑпа кану паркне ҫӳресси ҫинчен пупленӗ.
После обеда долго ещё сидели и мечтали о том, как война кончится, как будут жить в Москве, как Владик приедет поступать в Медицинский институт, как в воскресенье будут все вместе ходить в театр или в Парк культуры и отдыха.

Лена, макӑрса супнӑскер, телейлӗскер, ҫемҫе пукан ҫинче ларнӑ.
Лена сидела в кресле, заплаканная и такая счастливая,

Унӑн пырӗ типсе ларнӑ, ҫавӑнпа калаҫма та кансӗр пулнӑ.
У него даже в горле спирало, и было трудно говорить.

Ҫитменнине тата, Лена ун ҫине мӗскӗнӗн тилмӗрсе пӑхса ларнӑ.
И ещё Лена смотрела на него умоляющими глазами.

Вара вӗсем пӑрӑнса кайнӑ та юнашар ҫуртӑн крыльца картлашки ҫине пырса ларнӑ.
Тогда они отошли в сторону и сели на ступеньку крыльца соседнего дома.

Алӑк умӗнче тусан пуснипе хуралса ларнӑ пит-куҫлӑ хӗрлӗармеец типсе ҫуркаланса пӗтнӗ тутисене выляткаласа тӑнӑ.
Советский солдат с чёрным от пыли лицом, с потрескавшимися, пересохшими губами стоял в дверях.

Ҫирӗм тӑваттӑмӗш сыпӑк // Иван Васильев. Рысс Е. Хӗрача ашшӗне шырать: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 140 с.

Вара Коля крыльца ҫине ларнӑ та макӑрса янӑ.
И тогда Коля сел на крыльцо и заплакал.

Ҫирӗм виҫҫӗмӗш сыпӑк // Иван Васильев. Рысс Е. Хӗрача ашшӗне шырать: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 140 с.

Ленӑн сывлӑшӗ пӳлӗнсе ларнӑ.
Лена задыхалась.

Пӗр хутлӑ ҫуртсенчен тӑракан хулара икӗ хутлӑ ҫурт тем ҫӳллӗш курӑнса ларнӑ.
Двухэтажный дом казался высоким в этом городе одноэтажных домов.

Нимӗҫ аллинче виҫӗ ҫул тертленнӗ хыҫҫӑн чӗрӗ-сывӑ юлнӑ ҫынсем путвалсемпе тӗпсакайсенче пытанса ларнӑ.
Жители, уцелевшие после трех лет оккупации, прятались по подвалам.

Владикпа Коля тата Лена кроватьсем ҫинче ним чӗнмесӗр итлесе ларнӑ.
Владик, Коля и Лена расселись на кровати и молча слушали.

Ҫирӗм пӗрремӗш сыпӑк // Иван Васильев. Рысс Е. Хӗрача ашшӗне шырать: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 140 с.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика