Шырав

Хорь

«Ну, сывӑ пул, Хорь, чипер юл, — терӗм эпӗ…
«Ну, прощай, Хорь, будь здоров, — сказал я…

Хорьпе Калиныч

Анчах Хорь пуҫне аллисемпе тӗревлесе куҫне хупать те хӑйӗн кун-ҫулӗ ҫине ӳпкелешме пуҫлать…
Но Хорь подпирал щеку рукой, закрывал глаза и продолжал жаловаться на свою долю…

Хорь ӑна итлет-итлет те, пуҫне сасартӑк чалӑштара пӑрса хурса, хурлӑхлӑ сасӑпа ӗнерме тытӑнать.
Хорь слушал, слушал его, загибал вдруг голову набок и начинал подтягивать жалобным голосом.

Калиныч тарӑхнипе пӑрӑнса ларать, Хорь ахӑлтатса кулма тытӑнать те, унӑн пӗчӗк куҫӗсем вара татах шалалла путса кӗрсе каяҫҫӗ.
Калиныч с досадой отворачивался, а Хорь заливался смехом, причем его маленькие глазки исчезали совершенно.

Ҫак сӑмахсем хыҫҫӑн Хорь урине ҫӗклет те Калиныча мамонт тирӗнчен ҫӗленӗ пек хӑйӗн аттине кӑтартать.
При этом слове Хорь поднимал свою ногу и показывал Калинычу сапог, скроенный, вероятно, из мамонтовой кожи.

«Эсӗ, Хорь, ӑна, манӑнне ан тив», терӗ Калиныч.
«Уж ты, Хорь, у меня его не трогай», — говорил Калиныч.

Тепӗр чухне хаяр карчӑк кӑмака ҫинчен анать, пӳрт умӗнчен киле хураллакан йыттине: «Кил кунта, кил кунта, йыттӑм!» тесе йыхӑрса чӗнсе кӗртет те, йыттин ырхан ҫурӑмӗнчен турчкапа хӗнеме тытӑнать е, лупасайне кӗрсе тӑрса, Хорь калашле, пур иртен-ҫӳрене те «вӗрсе» ирттерсе ярать.
Иногда злая старуха слезала с печи, вызывала из сеней дворовую собаку, приговаривая: «Сюды, сюды, собачка!» — и била ее по худой спине кочергой или становилась под навес и «лаялась», как выражался Хорь, со всеми проходящими.

Хорь нимӗн те чӗнмерӗ.
Хорь помолчал.

«Ҫак ҫапкаланчӑка вулас-ҫырас ӗҫ ҫӑмӑл парӑнчӗ, — тесе асӑрхаттарчӗ Хорь: — унӑн хурт-хӑмӑрӗ те ӗмӗрне те вилмен».
«Этому шалопаю грамота далась, — заметил Хорь, — у него и пчелы отродясь не мерли».

Хӑй раснах уйрӑм положенире пулнӑ, чӑннипе никама пӑхӑнса пурӑнман пирки, Хорь манпа нумай япаласем ҫинчен калаҫрӗ; тепринчен вӑл сӑмахсене рычагпа та хирсе кӑлараймӑн, ҫынсем каланӑ пек, арман чулӗпе те авӑртса кӑлараймӑн.
Благодаря исключительности своего положенья, своей фактической независимости, Хорь говорил со мной о многом, чего из другого рычагом не выворотишь, как выражаются мужики, жерновом не вымелешь.

«А! Ах, турӑҫӑм, санӑн ирӗк!» тесе хыттӑн каласа пычӗ Калиныч эпӗ каласа панӑ хушӑра; Хорь нимӗн те чӗнмест, ҫӑра куҫхаршисене вылятать, хутран-ситрен ҫеҫ: «Ку пирӗн патӑмӑрта килӗшмен пулӗччӗ, ку вӑт лайӑх — ку йӗркелех», текелесе ҫеҫ сӑмах хушкалать.
— «А! ах, Господи, твоя воля!» — восклицал Калиныч во время моего рассказа; Хорь молчал, хмурил густые брови и лишь изредка замечал, что, «дескать, это у нас не шло бы, а вот это хорошо — это порядок».

Анчах Хорь мана пурне те каласа памарӗ, вӑл хӑй манран нумай япаласем ҫинчен ыйтса пӗлчӗ.
Но Хорь не все рассказывал, он сам меня расспрашивал о многом.

Калиныч ҫутҫанталӑка ҫывӑхрах тӑрать; Хорь вара — ҫынсене, обществӑна ҫывӑхарах тӑрать; Калиныч калаҫма, сӳтсе явма юратмасть, мӗн каланине пурне те ҫаплипех ӗненет; Хорь пурнӑҫ ҫине, тепӗр чухне тӑрӑхласа та пӑхать.
Калиныч стоял ближе к природе; Хорь же — к людям, к обществу; Калиныч не любил рассуждать и всему верил слепо; Хорь возвышался даже до иронической точки зрения на жизнь.

Ман куҫ умӗнчех Хорь ӑна хӑйӗн тин ҫеҫ илнӗ лашине витерен ҫавӑтса тухма хушрӗ, Калиныч вара ватӑ ҫын ыйтнине тӳрӗ кӑмӑлпа турӗ.
Хорь при мне попросил его ввести в конюшню новокупленную лошадь, и Калиныч с добросовестною важностью исполнил просьбу старого скептика.

Анчах Калинычӑн урӑхла пултарулӑхсем пуррине Хорь хӑй те тунман; тӗслӗхрен: вӑл вӗрсе-сурса юн чарнӑ, хӑранине ирттерсе янӑ, урса кайнинчен сипленӗ, хуртсене хӑваласа кӑларнӑ; пыл хурчӗсем ӑна хӑйсемех алла парӑннӑ, унӑн алли ҫӑмӑл пулнӑ.
Но Калиныч был одарен преимуществами, которые признавал сам Хорь, например: он заговаривал кровь, испуг, бешенство, выгонял червей; пчелы ему дались, рука у него была легкая.

Хорь сахал калаҫать, кула-кула хӑй ӑшӗнче ытларах шухӑшлать; Калиныч, фабрикӑра ӗҫлекен хӑюллӑ ҫын пек шӑпчӑк евӗрлӗ юрламасть пулин те, хӗрсе кайсах калаҫать…
Хорь говорил мало, посмеивался и разумел про себя; Калиныч объяснялся с жаром, хотя и не пел соловьем, как бойкий фабричный человек…

Хорь Калиныча юратать, ӑна пулӑшу парать; Калиныч Хоре юратса савать.
Хорь любил Калиныча и оказывал ему покровительство; Калиныч любил и уважал Хоря.

Хорь Полутыкин господина витӗрех курать; Калиныч хӑйӗн улпучӗ умӗнче чура пулса тӑрать.
Хорь насквозь видел г-на Полутыкина; Калиныч благоговел перед своим господином.