Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Анчах Ефимушка кӗлмӗҫ манерлӗ марччӗ; вӑл тӗреклӗ йывӑҫ тункати пек ҫирӗп тӑратчӗ, ун сасси тата чӗннӗрех пекле янтӑратчӗ, сӑмаххисем тата астармалларах пулса каятчӗҫ, арӑмсем вӗсене ним чӗнмесӗр итлетчӗҫ.

Но Ефимушка не был похож на нищего; он стоял крепко, точно коренастый пень, голос его звучал всё призывнее, слова становились заманчивей, бабы слушали их молча.

XVII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Машинӑна самантрах чарса лартрӗҫ, пароход хӑй ураписем айӗнчен кӑпӑк кӑларса чарӑнса тӑчӗ, хӗвел аннӑ чухнехи хӗрлӗ пайӑркисем ӑна юнлантарса ячӗҫ; ҫав вӗрекен юн ӑшӗнче, пароход хыҫӗнчен инҫетре ӗнтӗ, хура кӗлетке чӑмпӑлтататчӗ, пӗтӗм чуна чӗтретсе ямалла тискеррӗн кӑшкӑрни шыв ҫинче янтӑратчӗ.

Машину быстро застопорили, пароход остановился, пустив из-под колес облако пены, красные лучи заката окровавили ее; в этой кипящей крови, уже далеко за кормой, бултыхалось темное тело, раздавался по реке дикий крик, потрясавший душу.

XI. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Эпӗ вӗсем хӗрарӑмсене тӑшманла пӑхнине сисеттӗм, анчах арҫынсем хӑйсен ҫӗнтерӗвӗсем ҫинчен калаҫни хыҫӗнче яланах тенӗ пек мухтаннипе пӗрле тата тем янтӑратчӗ, вӑл вара мана ҫав каласа кӑтартнисенче мухтанни тата шухӑшласа кӑларни чӑннинчен ытларах тесе шутлама май паратчӗ.

Я чувствовал, что они относятся к «бабам» враждебно, но почти всегда за рассказами мужчин о своих победах, вместе с хвастовством, звучало что-то, позволявшее мне думать, что в этих рассказах хвастовства и выдумки больше, чем правды.

VIII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.