Шырав

Клещов

Клещов юрласа пӗтерсен вӑл йывӑррӑн сывласа илсе каларӗ:
Когда Клещов кончил петь, он, вздыхая, сказал:

Ун хыҫҫӑн Клещов та ҫухалчӗ, — авланнӑ та уезда пурӑнма куҫнӑ, унта вара хӑмӑт таврашӗ тӑвакан мастерской уҫнӑ терӗҫ.
А за ним исчез Клещов — женился выгодно и переехал жить в уезд, где открыл шорную мастерскую.

Манӑн хӑмӑт ӑстипе паллашас, унпала темскер ҫинчен нумайччен калаҫас килетчӗ, анчах эпӗ уа патне пыма именеттӗм, — Клещов пурин ҫине те шурӑрах тӗслӗ куҫӗсемпе темскерле, хӑй умӗнче никама та курман пек пӑхатчӗ.
Мне хотелось познакомиться с шорником, о чем-то долго говорить с ним, но я не решался подойти к нему, — Клещов смотрел на всех белесыми глазами так странно, точно не видел перед собою никого.

Трактир хуҫи Клещовӑн юррисене юратать, анчах юрӑҫине хӑйне кураймасть; ун ҫинчен пурне те каласа парать тата хӑмӑт ӑстине кӗретех намӑса хӑварма, унтан мӑшкӑласа кулма май шырать; ҫавна трактире яланах ҫӳрекен ҫынсем те, Клещов хӑй те пӗлет…
Трактирщик любит песни Клещова, но терпеть не может самого певца; жалуется всем на него и явно ищет унизить шорника, посмеяться над ним; это знают и завсегдатаи трактира и сам Клещов.

— Пит ҫӳлелле ҫӗкленсе ҫӳретӗн эсӗ, Клещов! — тарӑхса калать трактир хуҫи.
— Заносчив ты, Клещов! — с досадой восклицает трактирщик.

Клещов васкамасӑр эрехне ӗҫетчӗ, хӑм! тесе илетчӗ те хуллен калатчӗ:
Клещов, не торопясь, пил водку, осторожно крякал и тихо говорил:

Клещов юрлама пӗтерсе йӑвашшӑн пукан ҫинелле ларсан, трактир хуҫи ӑна пӗр стакан эрех парса, хӑй савӑннӑ пек йӑл кулса калатчӗ:
Когда Клещов, кончив песню, скромно опускался на стул, трактирщик, подавая ему стакан вина, говорил с улыбкой удовольствия:

Пӗчӗк те ырхан Клещов, хӑмӑт ӑсти — пуринчен те лайӑхрах, тата темле ӑраснах аван юрӑсем юрлатчӗ; вӑл чӑмланӑ пек лучӑрканса кайнӑ ҫынччӗ, хӗрлӗ ҫӳҫӗ арпашӑнса тӑратчӗ; пӗчӗк сӑмси, вилӗ ҫын сӑмси пек, йӑлкӑшатчӗ, ыйхӑллӑ та пӗчӗкҫӗ куҫӗсем пӗртте вылямастчӗҫ.
Лучше всех — и всегда какие-то особенно хорошие песни — пел маленький, тощий шорник Клещов, человек мятый, жеваный, в клочьях рыжих волос; носишко у него блестел, точно у покойника, крошечные сонные глаза были неподвижны.