Шырав

Кирджали

Мӗнлерех Кирджали?
Каков Кирджали?

Кирджали халӗ Ясса таврашӗнче вӑрӑ-хурахла ӗҫсем туса ҫӳрет.
Кирджали ныне разбойничает около Ясс.

Ыттисем, улттӑшӗ, Кирджали икӗ пистолетпа хӗҫпӑшалланнине курсан, пӑрахса тарнӑ.
Остальные шесть, увидя Кирджали вооруженного двумя пистолетами, разбежались.

Тинех ӗнтӗ Кирджали ирӗке тухнӑ та хӗҫпӑшалланнӑ.
Наконец Кирджали был свободен и вооружен.

Кирджали кӗтсе ывӑна пуҫланӑ.
Кирджали стал оказывать нетерпение.

Кирджали чул ҫине хӑпарса ларнӑ та, вӗсем ӗҫленине пӑхма тытӑннӑ.
Кирджали сел на камень, и стал смотреть на их работу.

Юлашкинчен, Кирджали сарлака чул патне ҫитсе чарӑннӑ, кӑнтӑр еннелле ҫирӗм утӑм виҫнӗ, унтан урипе тапнӑ та: ҫакӑнта! тенӗ.
Наконец Кирджали остановился близ широкого камня, отмерил двадцать шагов на полдень, топнул и сказал: здесь.

Кирджали вӗсене пӗр еннелле, пӗр тӗмескерен тепӗр тӗмеске патне ҫитерсе, илсе кайнӑ.
Кирджали их повел, держась одного направления, от одного кургана к другому.

Шухӑшланӑ, шухӑшланӑ та ҫав вырӑна Кирджали хӑй илсе кайтӑр, тенӗ.
Думали, думали и положили, чтобы Кирджали сам их повел.

— Тӑвансем, — тенӗ малалла Кирджали, — вилнӗ Михайлакипе пӗрле эпӗ вӑрӑ-хурахла ӗҫсем туса ҫӳренӗ чухне, виҫӗ ҫул ӗлӗкрех, Яссӑ ҫывӑхӗнче, хирте, эпир пӗр хуран гальбина (укҫа) пытартӑмӑр.
— Братья, — продолжал Кирджали, — три года тому назад, как я разбойничал с покойным Михайлаки, мы зарыли в степи недалече от Ясс котел с гальбинами.

Пӗррехинче Кирджали вӗсене ҫапла каланӑ:
Однажды Кирджали сказал им:

Тыткӑнра ларакан Кирджалине ҫиччӗн сыхланӑ (вӗсем ахаль ҫынсемех тата чунӗсемпе Кирджали пекех вӑрӑ-хурахсем пулнӑ); турксем ӑна хисепленӗ, унӑн тӗлӗнмелле калавӗсене питех те хавасланса итленӗ, ун пек хаваслӑх Хӗвелтухӑҫри халӑхсен пурин те пур.
Невольника стерегли семеро турок (люди простые и в душе такие же разбойники, как и Кирджали); они уважали его, и с жадностию, общею всему Востоку, слушали его чудные рассказы.

— Мӗнле сирӗн Кирджали тусӑр? — ыйтрӑм эпӗ: — унӑн ӗҫӗ мӗнле пулса кайнине эсир пӗлместӗр-и?
— А что ваш приятель Кирджали? — спросил я, — не знаете ли, что с ним сделалось?

— Сире Кирджали мӗн каларӗ? — ыйтнӑ ҫамрӑк чиновник полицейскирен.
— Что это говорил вам Кирджали? — спросил молодой чиновник у полицейского.

Кун хыҫҫӑн Кирджали ун патне пынӑ та, молдаван чӗлхипе темиҫе сӑмах каланӑ; сасси унӑн чӗтӗренӗ, пичӗ шуралса кайнӑ; вӑл макӑрса янӑ та, хӑйӗн сӑнчӑрӗсемпе чӑнкӑртаттарса, полицейски урисем патнелле йӑванса аннӑ.
Тогда Кирджали обратился к нему, и сказал ему несколько слов на молдавском языке; голос его дрожал, лицо изменилось; он заплакал и повалился в ноги полицейского чиновника, загремев своими цепями.

Кирджали ӑна тинкерсе итленӗ.
Кирджали слушал его со вниманием.

Вӑхӑтран вӑхӑта вӑл сӑнчӑрланӑ Кирджали ҫине мӑнаҫлӑн пӑха-пӑха илнӗ, — хучӗ, ахӑртнех, ун ҫинчен ҫырнӑскер пулмалла.
Время от времени он надменно взглядывал на скованного Кирджали, к которому, повидимому, относилась бумага.