Шырав

Катилина

Вӗсене илтсен, Катилина вырӑнӗнчен ҫиллеслӗн сиксе тӑчӗ.
Услышав этот шум, Катилина грозно нахмурил брови и вскочил с места: глаза его загорелись дикой злобой.

Сасартӑк Катилина та, унпа пӗрле ларакансем те: — А, Родопея, Родопея! — тесе ушкӑнпах каланине илтрӗҫ.
Вдруг Катилина с его сотрапезниками услышали, как в передней комнате все хором закричали: — Родопея, Родопея!

— Кӑкшӑма ҫак эрехе тултарнӑ ҫул Ливий Друз ятлӑ трибуна вӗлерни ҫинчен шухӑшларӑм эпӗ, — терӗ Катилина, сӗтел ҫине пӑхса.
— Старое вспомнил, — ответил Катилина, не отводя взора от стола, — мне вспомнилось, что в том же году, когда была запечатана амфора этого фалернского, предательски был убит в портике своего дома трибун Ливии Друз.

— Мӗн ҫинчен шухӑшлатӑн эсӗ, Катилина?
— О чем ты думаешь, Катилина?

Катилина хаярланнӑ чухне те уҫӑ ҫынччӗ, хӑйӗн кӑмӑлне пытарма пӗлместчӗ.
Человек прямой и открытый по натуре, Катилина оставался таким и в минуты проявления своей жестокости.

— Алла вӑл вуниккӗре ҫеҫ-ха, — терӗ те Катилина, сасартӑк шухӑша кайрӗ.
— Всего лишь двенадцать лет! — воскликнул Катилина, он погрузился в глубокую задумчивость.

— Мӗнле пек туйӑнать, чаплӑ Катилина? — ыйтрӗ Лутация.
— Как ты его находишь, о прославленный Катилина? — спросила Лутация.

— Эпӗ ӑнлантӑм, Катилина!
— Я все понял, Катилина.

— Вара Катилина ланистӑпа шӑппӑнрах тем ҫинчен калаҫма пуҫларӗ.
— Катилина обратился к бывшему ланисте и шепотом стал с ним о чем-то говорить.

— Тав тӑватӑп сана, ырӑ Катилина.
— Благородный Катилина, благодарю тебя.

Спартак, хӑйсен вӑрттӑн паллисемпе сӑмахӗсене Катилина пӗлнине курсан, хытсах кайрӗ.
Спартак был поражен, он никак не мог понять, откуда Катилине известны некоторые тайные знаки и слова, но ясно было, что Катилина действительно их знает.

Катилина ҫав вӑхӑтра, хӑй калассине итлеттерес мар тесе, Требоние велитернскипе шыв хутӑштарма хушса стакан тыттарчӗ, вӑра Спартака хӑлхаран шӑппӑн ҫеҫ пит хӑвӑрт каларӗ:
Катилина постарался отвлечь внимание сидевшего рядом с ним Требония и, протянув ему свою чашу, приказал разбавить велитернское водой, а сам тем временем наклонился к Спартаку и едва слышным шепотом торопливо сказал:

— Эсӗ мана ырӑ сӗннӗшӗн питӗ тав тӑватӑп, чаплӑ Катилина, анчах эпӗ ҫав укҫана илме пултараймастӑп, ман ӑна йышӑнма юрамасть те.
— Благодарю тебя, о славный Катилина, за твое благородное намерение, однако я не могу, не имею права принять твой дар.

— Шӑпах сана ҫав, — лӑпкӑн ответлерӗ Катилина, хӑйне панӑ тенкел ҫине ларса, вӑл пурне те ларма хушрӗ.
— Да, именно тебя, — спокойно ответил Катилина, сев на скамью, которую ему пододвинули, и сделал знак, приглашая всех садиться.

— Эпӗ шӑпах сана шыраттӑм, Требоний, — терӗ Катилина.
— Я искал тебя, Требоний, — ответил Катилина.

— Салам, чаплӑ Катилина…
— Привет тебе, славный Катилина!..

— Катилина! — терӗ Требоний; ҫурӑмӗпе алӑк еннелле ларнӑ пирки вӑл Катилина килнине пуринчен кайран асӑрхарӗ.
— Катилина! — воскликнул Требоний; он сидел спиной к дверям и не сразу заметил вошедшего Катилину.