Шырав

Шырав ĕçĕ:

чул сăмах пирĕн базăра пур.

чул (тĕпĕ: чул) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Амӑшӗ чул пек хытса тӑрать, унӑн куҫӗсем тӑмананни пек ҫаврака — вӗсем пӗр илӗнми хӑйсен умӗнчи пӗр пӑнча тӗлленӗ.
Мать стоит, точно каменная, и глаза ее круглы, как у совы, — они смотрят упорно в одну точку перед собой.

Сарӑ шуйттан хули // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 659–670 стр.

Ҫак урамсенчи алӑксем чул стенасенчи хуралса кайнӑ ҫӗрӗк суран пек курӑнаҫҫӗ.
В этих улицах темные впадины дверей подобны загнившим ранам в камне стен.

Шухӑшлакан ҫынна, хӑй пуҫ миминче ӗмӗтсем, картинӑсем, сӑнсем ҫуратакан, тунсӑхлакан, ӗмӗтленекен, хирӗҫекен, тем кӗтсе пурӑнакан чӗрӗ ҫынна, ҫак кӑшкӑрашу, ҫухӑрашу, шӑв-шав, чул стенасем чӗтрени, чӳрече кантӑкӗсем шикленнӗн чӑнкӑртатни пурӑнма кансӗрленӗ пулӗччӗ.
Живому человеку, который мыслит, создает в своем мозгу мечты, картины, образы, родит желания, тоскует, хочет, отрицает, ждет, — живому человеку этот дикий вой, визг, рев, эта дрожь камня стен, трусливый дребезг стекол в окнах — все это ему мешало бы.

Вӗсене чул стенари шӑтӑксем ҫӑта-ҫӑта яраҫҫӗ.
Их всасывают глубокие поры каменных стен.

— Манӑн савнӑҫӑм, — терӗ те хӗрарӑм, сулӑнса кайса, кӗтессе ӳкрӗ; унта, чул урайӗнчен кӑшт ҫӳлерех, сарлака вырӑн пур-мӗн.
— Утешеньишко мое, — сказала женщина и, покачнувшись, опрокинулась в угол, — там, едва возвышаясь над кирпичом пола, была приготовлена широкая постель.

Инкер-синкер // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 191–208 стр.

— Унта сана кашни чул ачаран пӗлсе, астуса юлнӑ, — тенӗ ӑна амӑшӗ.
— Где каждый камень знает и помнит тебя ребенком, — сказала она.

Итали ҫинчен хунӑ юмахсем // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 166–190 стр.

Ку, паллах, юмах кӑна, анчах ҫак сӑмахсене таҫта ҫӗр айӗнче, пӑчӑ тӗттӗмре, шыв салхуллӑн шӑмпӑлтатнӑ ҫӗрте, тата чул, тимӗр шӑтӑртаттарнӑ вырӑнта илтетӗн пулсан, — юмӑх ҫинчен манатӑн.
Конечно, это фантазия, но когда такие слова слышишь глубоко в земле, среди душной тьмы, плачевного хлюпанья воды и скрежета железа о камень, — забываешь о фантазиях.

Вакланӑ чул купи патӗнче нӑрӑ пек хура рабочи ларать, ун кӑкӑрӗ ҫинче медаль, пичӗ-куҫӗ хӑюллӑ та кӑмӑллӑ.
Около груды щебня сидит черный, как жук, рабочий, на груди у него медаль, лицо смелое и ласковое.

Сӑрӑ ҫул лӑпка ту хушӑкне кӗрсе каять, ҫав ҫула чул сарса тунӑ, анчах вӑл бархат пек ҫемҫе туйӑнать, ӑна алӑпа сӑтӑрса ачашлас килет.
Серая лента дороги брошена в тихое ущелье гор, дорога мощена камнем, но кажется мягкой, как бархат, хочется погладить ее рукою.

Эпӗ кӑвайт чӗртетӗп те, чейник лартма чул катӑкӗсене майлаштаратӑп.
Я развожу костер, прилаживаю камни, чтобы поставить чайник.

Этем ҫурални // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 156–165 стр.

Каҫсерен вӑл кунпа пӗрле — сарӑ тутӑрлипе — барак хыҫне тухса вак чул купи ҫине ларатчӗ те, питне алӑ ҫине хурса, пуҫне хулпуҫҫи ҫинелле тайса, ҫинҫе те хаяр сасӑпа юрлатчӗ:
Вечерами она, вместе с этой — в желтом платке, — уходила за барак и, сидя там на груде щебня, положив щеку на ладонь, склоня голову вбок, пела высоким и сердитым голосом:

— Н-да-а… ҫапах та — чул кӑна кунта…
— Н-да-а… а однако — камень ведь…

Эпӗ те, хаяр пыл хурчӗсем сӑхса пӗтернӗскер, каштансем айӗнчи вӗтӗ чул ҫинче ҫав ӗҫпех аппаланса ларатӑп — ҫӑкӑр таткине котелокри пыл ӑшне пуҫа-пуҫа ҫинӗ май, кӗрхи хӗвел шевлисем ӳркевлӗн вылянине сӑнаса киленетӗп.
Этим я и занимался, сидя в камнях под каштанами, сильно искусанный сердитой пчелой, — макал куски хлеба в котелок, полный меда, и ел, любуясь ленивой игрою усталого солнца осени.

Сарӑхнӑ лавровишня ҫулҫисем шурӑ кӑпӑклӑ Кодор шывӗнче пӗчӗк ҫеҫ ҫивӗч лосось-пулӑсем евӗр ҫаврӑнса, пӗтӗрӗнсе ишеҫҫӗ; эпӗ шыв хӗрринчи вӗтӗ чул ҫинче шухӑшласа ларатӑп: чайкӑсемпе баклансем те ҫав ҫулҫӑсене пулӑ теҫҫӗ пулас та — йӑнӑшаҫҫӗ, акӑ мӗншӗн вӗсем сылтӑм енче, лере, тинӗс хумӗсем ҫырана ҫапӑннӑ тӗлте, кӳренсе кӑшкӑраҫҫӗ.
В белой пене Кодора кружились, мелькали желтые листья лавровишни, точно маленькие, проворные лососи, я сидел на камнях над рекой и думал, что, наверное, чайки и бакланы тоже принимают листья за рыбу и — обманываются, вот почему они так обиженно кричат, там, направо, за деревьями, где плещет море.

Мӑнтӑр ӳтлӗ ӑссӑр пингвин чул хыҫне кайса пытанчӗ…
Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах…

Тӑвӑл хыпарҫи ҫинчен хунӑ юрӑ // Стихван Шавли. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 132 стр.

Унтан эпир те ним чӗнмесӗр, хамӑрӑн нӳрлӗ чул шӑтӑка антӑмӑр.
Потом и мы молча ушли в свою сырую каменную яму.

Ҫирӗм улттӑпа пӗрре // Петӗр Хусанкай. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 119–131 стр.

Ҫапла пурӑнаттӑмӑр эпир — ҫирӗм ултӑ ҫын — пысӑк чул ҫуртӑн подвалӗнче; пире ҫав тери асапчӗ пурӑнма, ҫав ҫуртӑн виҫӗ хутне те пирӗн хулпуҫҫиймӗрсем ҫине туса лартнӑ пекех туйӑнатчӗ…
Так-то жили мы, двадцать шесть, в подвале большого каменного дома, и нам было до того тяжело жить, точно все три этажа этого дома были построены прямо на плечах наших…

Юрра тӑвӑр, вӑл чул стена ҫумне пырса ҫапӑнать, йынӑшать, йӗрет, чӗрене лӑпкӑн ыраттарса кӑтӑклать, унӑн кивӗ суранӗсене чӗрре кӗртет, хуйха вӑратать…
песне тесно в ней; она бьется о камень стен, стонет, плачет и оживляет сердце тихой щекочущей болью, бередит в нем старые раны и будит тоску…

Вӑл пирӗн чул тӗрмен нӳрлӗ; йывӑр стенисене хускатса сирнӗн туйӑнать.
И точно раздвигает сырые, тяжелые стены нашей каменной тюрьмы…

Чул ещӗкре, лутра та йывӑр, хӑрӑмлӑ та эрешмен картиллӗ мачча айӗнче пурӑнма тӑвӑрччӗ пире, пӑчӑччӗ Пӑнтӑхса, пылчӑкпа вараланса пӗтнӗ стенасен ӑшӗнче асапчӗ, йывӑрччӗ пире…
Нам было душно и тесно жить в каменной коробке под низким и тяжелым потолком, покрытым копотью и паутиной. Нам было тяжело и тошно в толстых стенах, разрисованных пятнами грязи и плесени…

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика