Шырав

Радда

Лойко шартах аяккалла сикрӗ те, хӑйне кӑкӑртан амантнӑ пек, пӗтӗм ҫеҫенхир илтӗнмелле кӑшкӑрса ячӗ, Радда чӗтренсе илчӗ, ҫапах та ӑна палӑртмарӗ.
Прянул в сторону Лойко и крикнул на всю степь, как раненный в грудь, дрогнула Радда, но не выдала себя.

— Ну, итле, Лойко: эпӗ сана юрататӑп!- — тет Радда.
— Ну, слушай меня, Лойко: я тебя люблю! — говорит Радда.

— Итле! — тет Радда, хӑй пистолетне пиҫиххи хушшине чиксе хучӗ те ҫапла калать Зобара: — Эпӗ сана вӗлерме килмен, санпа килӗштерме килнӗ, пӑрах ҫӗҫҫӳне! — тет.
— Слушай! — Радда заткнула за пояс пистоль и говорит Зобару: — Я не убить тебя пришла, а мириться, бросай нож! —

«Эх, пит тӗ аван, маттур хӗр Радда!» тесе шухӑшлатӑп.
«Эх, важно! — думаю, — удалая девка Радда!»

Сасартӑк куратӑп: табор патӗнчен васкаса Радда утать.
Вдруг вижу: от табора спешно Радда идет.

Ӑна Радда урисенчен чӗн пушӑпа ҫаклатса илнӗ те хӑй патнелле карт! туртнӑ-мӗн, ҫавӑнпа ӳкнӗ ӗнтӗ Лойко.
А это Радда захлестнула ему ременное кнутовище за ноги, да и дернула к себе, — вот отчего упал Лойко.

Пӑхатпӑр, вӑл Раддӑна алӑ парать, — акӑ ӗнтӗ Радда ҫеҫенхирти ута йӗвенлесе те лартрӗ! — тетпӗр.
Смотрим мы, протянул он ей руку, — вот, думаем, и надела узду на степного коня Радда!

Эх, Радда, эсӗ ман чуна тыткӑна илтӗн!
Эх, Радда, полонила ты мою душу!

— Сан пушӑ тутанас килет-им, Радда? — терӗ Данило, ун патнелле карӑнса; Зобарӗ ҫӗлӗкне ҫӗре тытса печӗ, хай тӑпра пек хуп-хура хуралса кайрӗ те ҫапла калать: — Тӑхта, Данило! Харсӑр ута хурҫӑ ҫӑварлӑх кирлӗ! Хӗрне мана качча пар! — тет.
— Может быть, ты, Радда, кнута хочешь? — потянулся Данило к ней, а Зобар бросил наземь шапку, да и говорит, весь черный, как земля: — Стой, Данило! Горячему коню — стальные удила! Отдай мне дочку в жены!

Радда ӑна шыв юхтарнӑ пекех ҫапла калать: — Санӑн ҫавӑн пек ҫӳле вӗҫсе хӑпармалла марччӗ, Лойко, асту, персе анса, сӑмсупа шыв лупашкине тӗл пулӑн та мӑйӑхна лапӑртаса пӑрахӑн, — тет.
А Радда и говорит, точно воду цедит: — Ты бы не залетал так высоко, Лойко, неравно упадешь, да — в лужу носом, усы запачкаешь, смотри.

Радда пуҫне пӑрчӗ, выртнӑ ҫӗртен кӑшт ҫӗкленсе, юрлакан йӗкӗте куҫран пӑхса кулса ячӗ.
Повернула голову Радда и, привстав, усмехнулась в очи певуну.

Этеме вӑл тем тума та пултарнӑ, пурте ӑна юрататтӑмӑр, хытӑ юрататтӑмӑр, пӗр Радда ҫеҫ Йӗкӗте пӑхмасть; юрӗччӗ-ха пӑхмасть ҫеҫ пулсан, ҫитменнине тата унтан йӗкӗлтесе кулма та пӑхать.
Все он мог сделать с человеком, и все любили его, крепко любили, только Радда одна не смотрит на парня; и ладно, коли бы только это, а то еще и подсмеивается над ним.

Радда аяккалла ҫаврӑнса тӑчӗ, анасласа илсе, ҫапла каларӗ: — Эсӗ, Зобар, ӑслӑ та маттурскер, тетчӗҫ, — авӑ епле суяҫҫӗ иккен ҫынсем!» — терӗ те аяккалла утрӗ.
Радда отвернулась в сторону и, зевнув, сказала: «А еще говорили, что Зобар умен и ловок, — вот лгут люди!» — и пошла прочь.

Радда акӑ: — «Лайӑх калатӑн эсӗ, Лойко! — тет ӑна.
Радда и говорит: «Хорошо ты, Лойко, играешь!