Шырав

Шырав ĕçĕ:

ҫын сăмах пирĕн базăра пур.

ҫын (тĕпĕ: ҫын) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Чи кирлине «калӑпӑр, ҫак ҫын хӑйӗн пурнӑҫне ӳпкелемест» тенине пытарса хӑвартӑм-ҫке; шӑпах ҫавӑнта: «Александр, эсӗ тӗрӗс мар шухӑшлатӑн» темеллеччӗ те ӗнтӗ, анчах эпӗ чӗнмерӗм, мӗншӗн тесен ун пек калани вӑл маншӑн усӑллӑ мар.
Ведь самое-то главное и утаил, «предположим, что этот человек доволен своим положением»; вот тут-то ведь и надобно было бы сказать: «Александр, предположение твое неверно», а я промолчал, потому что мне невыгодно сказать это.

XXII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Чи малтан ҫапла шутлӑпӑр, калӑпӑр, виҫӗ ҫын пурӑнаҫҫӗ тейӗпӗр, — кунта пулма пултарайманни ҫук ӗнтӗ, — калӑпӑр, вӗсенчен пӗрин иккӗмӗшӗнчен, уйрӑмах виҫҫӗмӗшӗнчен, пытарма кирлӗ вӑрттӑнлӑх пур; калӑпӑр, иккӗмӗш пӗрремӗшин ҫак вӑрттӑнлӑхне туйса илет те: эпӗ санран мӗн ыйтнине ту, е эпӗ сан вӑрттӑнлӑхна виҫҫӗмӗшне пӗлтеретӗп, тет.
Прежде положим, что существуют три человека, — предположение, не заключающее в себе ничего невозможного, — предположим, что у одного из них есть тайна, которую он желал бы скрыть и от второго, и в особенности от третьего; предположим, что второй угадывает эту тайну первого и говорит ему: делай то, о чем я прошу тебя, или я открою твою тайну третьему.

Анчах ҫав ҫын хӑй мӗн тӑвас килнине лайӑхах туса пырать пулсассӑн, вӑл хай те теветкеллӗ пуласшӑн мар; теветкеллӗ пуласшӑн мар пулса, вӑл тӗрӗс тата тӑнлӑ-пуҫлӑ тӑвать, ҫавӑнпа та калатӑп: ӑна, теветкеллӗ пулас мар текенскере, кам теветкеллӗ тӑвасшӑн пулӗ тетӗп.
А если этот человек находит все-таки хорошее удовлетворение своей потребности, то и сам он не должен рисковать; я предположу, в смысле отвлеченном, что он не хочет рисковать, и говорю: он прав и благоразумен, что не хочет рисковать, и говорю: дурно и безумно поступит тот, кто станет его, не желающего рисковать, подвергать риску.

Ҫав ҫыннӑн мӗнле те пулин вӑйлӑ туйӑм пулнӑ, тейӗпӗр — унӑн юратас килнӗ, ку тӗслӗх валли кӑна вӗт, — калӑпӑр, вӑл пачах та юратма пултарайман е кӑшт юратнӑ пулсассӑн, эпӗ вӑл хӑй тӗветкеллӗ пулассине хирӗҫ нимӗн те каламӑттӑмччӗ, анчах уншӑн кам та пулин ют ҫын кӑларса тӑратакан теветкеллӗхе хирӗҫ мар.
Если бы, по моей отвлеченной гипотезе, какая-нибудь сильная потребность этого человека — предположим, ведь это только для примера, потребность любви — совершенно не удовлетворялась или удовлетворялась плохо, я ничего не говорил бы против риска, предпринимаемого им самим, но только против такого риска, а никак не против риска, навлекаемого на него кем-нибудь посторонним.

Ҫав ҫын хӗрарӑм пултӑр; вӑл хӗрарӑм, качча кайнӑран, питӗ ирӗк пурӑнать пултӑр; вӑл хӑйӗн пурнӑҫӗпе питӗ кӑмӑллӑ пултӑр; ҫавӑн пек чухне ӑна хӑйӗн савӑнса пурӑнакан лайӑх пурнӑҫне кам ҫухаттарасшӑн пулӗ-ха?
Предположу, что этот человек — женщина; предположу, опять-таки в смысле отвлеченной гипотезы, что это положение, в котором ему привольно жить, — замужество; предположу, что он доволен этим положением, и говорю: при таких данных, по этой отвлеченной гипотезе, кто имеет право подвергать этого человека риску потерять хорошее, которым он доволен, чтобы посмотреть, не удастся ли этому человеку приобрести лучшее, без которого ему легко обойтись?

Эпӗ ҫавӑн пек тӑнлӑ-пуҫлӑ ҫын пур тесе шухӑшлам-ха ӗнтӗ.
Я предположу, в смысле отвлеченной гипотезы, что существует такой благоразумный человек.

Хӑй ирӗк пурӑнать пулсассӑн, пур енчен те аталансах каймасассӑн та, тӑнлӑ-пуҫлӑ ҫын халӗ хавас.
Теперь благоразумный человек доволен тем, если ему привольно жить, хотя бы не все стороны его натуры развивались тем положением, в котором ему привольно жить.

Кам та пулин; хӑйне лайӑх мар тумасӑр, ҫын валли кӑмӑллӑ ӗҫ тума пултарать пулсассӑн, ман шутпа, унӑн ҫав ӗҫе тумаллах, мӗншӗн тесен вӑл хӑй те ҫав ӗҫпе кӑмӑллӑ пулать.
Если кто-нибудь, без неприятности себе, может доставить удовольствие человеку, то расчет, по моему мнению, требует, чтобы он доставил его ему, потому что он сам получит от этого удовольствие.

Ӑнлантӑн-и, эпӗ вӑл ҫынна юрататӑп пулсан, эсӗ вара мана ӑна ҫупкӑ пама хушатӑн пулсан, ҫупкӑ пани ман шутпа та, сан шутпа та ниме тӑман япала, — ӑнлантӑн-и эсӗ, эсӗ мана ҫавна тума хушатӑн пулсан, эпӗ сана ухмах та намӑса пӗлмен ҫын тесе шутлатӑп; эсӗ мана вӑйпах ҫавна тутарттарасшӑн пулсассӑн, камӑн пурнӑҫӗ усӑсӑртараххине кура эпӗ е сана, е хама вӗлеретӗп, сана е хама вӗлеретӗп, анчах ҫупкӑ памастӑп.
Понимаешь ли ты, что если я люблю этого человека, а ты требуешь, чтоб я дал ему пощечину, которая, по-моему и по-твоему, вздор, пустяки, — понимаешь ли, что если ты требуешь этого, я считаю тебя дураком и низким человеком, а если ты заставляешь меня сделать это, я убью тебя или себя, смотря по тому, чья жизнь менее нужна, — убью тебя или себя, а не сделаю этого?

Сана ирсӗр ӗҫ тума шухӑш тытнӑ ухмах ҫын иккенне кӑтартса парас пулать.
Надобно показать тебе, что ты сумасшедший, задумавший гадкое дело.

Анчах вӑл ҫӗнӗрен воспитани иличчен, пачах та улшӑнса ҫитиччен, эсӗ ҫын кун-ҫулӗпе выляма пултараймастӑн.
Но пока оно еще не перевоспиталось, не переменилось совершенно, ты не имеешь права рисковать чужою судьбою.

Хӑйӗн умӗнче ҫын вӗлерме хатӗр ҫын тӑнӑ пек, Кирсанов куҫӗсем тинкерсе хаяррӑн пӑхаҫҫӗ.
— Глаза Кирсанова смотрели пристально и враждебно, как будто перед ним человек, которого он подозревает в намерении совершить злодейство.

Лопухов унӑн теорийӗ ҫын чӗринчи улшӑнусене тӗпчес тӗлӗшпе йӑнӑшма майсем парать тесе шутланӑ, калас пулать, ку тӗлӗшпе унпа эпӗ те килӗшетӗп; эпӗ ӑна нумай ҫулсем хушши ӗнтӗ чӑнлӑх тесе шутлатӑп, ҫак ҫулсенче вӑл мана пӗрре те йӑнӑш тутарттармарӗ тата, мӗнле те пулин ҫын ӗҫӗн чӑнлӑхӗ темӗн чухлӗ тарӑн пытанса выртнӑ пулсан та, мана чӑнлӑха яланах ҫӑмӑллӑн уҫса пачӗ.
Лопухов находил, что его теория дает безошибочные средства к анализу движений человеческого сердца, и я, признаюсь, согласен с ним в этом; в те долгие годы, как я считаю ее за истину, она ни разу не ввела меня в ошибку и ни разу не отказалась легко открыть мне правду, как бы глубоко ни была затаена правда какого-нибудь человеческого дела.

XXI // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Анчах Кирсановӑн ун чухнехи айванла ӗҫӗсенче ытлашши нимех те пулман, Лопухов вӗсем пурте хальхи йӑласем тӑрӑх пулса пынине пӗлсе тӑнӑ; час-часах йӗркеллӗ шухӑш-кӑмӑллӑ ҫын хальхи йӑласенчен тухакан ирсӗрлӗхе парӑнни те пулкаланӑ.
Но в тогдашних глупых выходках Кирсанова не было ничего такого, что не было бы известно Лопухову за очень обыкновенную принадлежность нынешних нравов; не редкость было и то, что человек, имеющий порядочные убеждения, поддается пошлости, происходящей от нынешних нравов.

Пӗрремӗш самант — ҫав ӗҫсем пирӗншӗн теори енчен, ҫын сӑн-сӑпатне, ҫын кӑмӑлне ӑнлантарса паракан психологилле явленисем енчен интереслӗ пулсан; урӑхла каласан, вӗсем пире ӑс-тӑн тӗлӗшпе интереслентерсен; тепӗр самант — ҫын кун-ҫулӗ пиртен килет пулсан, кунта эпир, унӑн ӗҫӗсем ҫине тимлӗн пӑхман пирки, хамӑр умра айӑплӑ пулнӑ пулӑттӑмӑр, урӑхла каласан, пире намӑс пулма пултарнӑ пулӗччӗ.
Первый случай — если поступки эти занимательны для нас с теоретической стороны, как психологические явления, объясняющие натуру человека, то есть если мы имеем в них умственный интерес; другой случай — если судьба человека зависит от нас; тут мы были бы виноваты перед собою при невнимательности к его поступкам, то есть если мы имеем в них интерес совести.

Пирӗн интерессем ҫын ӗҫӗсемпе ҫыхӑнса тӑмаҫҫӗ пулсассӑн, унӑн ӗҫӗсем, тӗрӗссипе каласан, эпир йӗркеллӗ ҫынсем пулсан, пире питӗ сахал интереслентереҫҫӗ; кунта икӗ самант вӑл шута кӗмест, анчах ҫав икӗ самант «интерес» сӑмаха кулленхи пек ытла та ансӑр шухӑшлӑн ӑнланакан ҫынсене кӑна шута кӗмелле мар пек туйӑнаҫҫӗ.
Если наши интересы не связаны с поступками человека, его поступки, в сущности, очень мало занимают нас, когда мы люди серьезные, исключая двух случаев, которые, впрочем, кажутся исключениями из правила только людям, привыкшим понимать слово «интерес» в слишком узком смысле обыденного расчета.

Эпӗ ухмаха лайӑх ҫын вырӑнне хунӑ, ку мана питӗ кӳрентерет, ҫав кӑна.
Я принимал глупца за хорошего человека, это мне очень обидно, только и всего.

Ҫын ҫуралассах пӗр-пӗр туртӑмпа ҫуралмасть, е ҫыннӑн хӑйӗн мӗн тӑвас килнине пӑхмасӑрах пурнӑҫ ҫав туртӑма аталантармасть пулсан, ҫав ҫын ӑна хӑй ирӗкӗпе тума пултараймасть, туртӑм пулмасан вара нимӗн те кирлӗ пек пулса пымасть.
Если наклонность не дана природою или не развита жизнью независимо от намерений самого человека, этот человек не может создать ее в себе усилием воли, а без влечения ничто не делается так, как надобно.

Эпир халӗ Лопухова ҫителӗклех пӗлетпӗр ӗнтӗ, вӑл ытлашши ҫемҫе кӑмӑллӑ ҫын мар, анчах арӑмӗн ҫак сӑмахӗсене илтсен, унӑн питҫӑмартийӗ хӗп-хӗрлӗ пулса кайрӗ.
Мы теперь довольно знаем Лопухова, чтобы видеть, что он был человек не сентиментальный, но он был так тронут этими словами жены, что лицо его вспыхнуло.

XX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Ку вӑл упӑшкан аслӑ та тава тивӗҫлӗ ӗҫӗ; ҫак хаклӑ парнене таса шухӑш-кӑмӑллӑ пулнипе кӑна тивӗҫлӗ пулма пулать; кам ҫакна тивӗҫ пулнӑ, ҫав хӑйне ҫав тери ырӑ кӑмӑллӑ ҫын тесе шутлама пултарать, ӑна намӑс маррине тата нихҫан та намӑс пулас ҫуккине, вӑл яланах паттӑр та хӑюллӑ пулассине, пур тӗрӗслӳсенче, кирек мӗнлисенче пуринче те вӑл лӑпкӑ та ҫирӗп юлассине, шӑпа унӑн чун-чӗрине пӑхӑнтарма пултарас ҫуккине, ӑна темӗнле йывӑрлӑхсем пырса ҫапсан та, ҫак чыса тивӗҫлӗ пулнӑ вӑхӑтран пуҫласа пурнӑҫри юлашки минута ҫитичченех вӑл хӑйӗн чысӗпе телейлӗ пулассине ҫав ҫын хӑюллӑнах шанса тӑма пултарать.
Это великая заслуга в муже; эта великая награда покупается только высоким нравственным достоинством; и кто заслужил ее, тот вправе считать себя человеком безукоризненного благородства, тот смело может надеяться, что совесть его чиста и всегда будет чиста, что мужество никогда ни в чем не изменит ему, что во всех испытаниях, всяких, каких бы то ни было, он останется спокоен и тверд, что судьба почти не властна над миром его души, что с той поры, как он заслужил эту великую честь, до последней минуты жизни, каким бы ударам ни подвергался он, он будет счастлив сознанием своего человеческого достоинства.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика