Шырав

Бауман

Анчах Бауман аллине ҫӗклерӗ.
Но Бауман поднял руку:

— Йӑнӑш калатӑн, — терӗ ӑна хирӗҫ ҫирӗппӗн Бауман.
— Ошибаешься, — очень серьезно ответил Бауман.

— Дворец-и? — тӗлӗнсе пӑхрӗ Бауман капитан ҫине.
— Дворец? — удивленно поглядел Бауман на капитана.

— Ниепле те! — шухӑша кайса, хирӗҫлерӗ Бауман.
— Никак! — задумавшись, возразил Бауман.

— Анчах пожарнӑйсене кермен ҫуртсене яма юраман вӗт, — кулса ячӗ Бауман.
— Но ведь пожарных нельзя было пустить во дворец, — рассмеялся Бауман.

Пирте — нимӗн те ҫук, — лӑпкӑн каларӗ Бауман, ҫитменнине, ӗнентермеллех пултӑр тесе, хӑйӗн чӗркуҫҫине лӑпкаса илчӗ.
У нас — ни в чем, — успокоительно сказал Бауман и даже, для вразумительности, погладил собственное колено.

Бауман, куҫӗсене мӑчлаттарса, йӗри-тавра пӑхса илчӗ.
Бауман заморгал, повел глазами по кругу.

Малалла кала, Бауман.
Дальше, Бауман.

— Шутар малалла, Бауман.
— Продолжай, Бауман.

— … Ут-пӗвӗпе хӑй пӗчӗккӗ, — Бауман малалла тӑсрӗ сӑмахне, — пысӑк йӑхран, йӑли выльӑхран.
— …малого роста, — продолжал Бауман, — высокого ро́дства, большого скотства.

— Йӑлӑхтарчӗ-и мӗн? — пуҫне силлекелесе, хута кӗнӗ пек каларӗ Бауман.
— Надоело? — сочувственно спросил Бауман и покивал головой.

— Анчах пӗркунхи пеккине мар, господасем! — таҫтан, тӗттӗм кӗтесрен йӑлӑннӑ сасӑла каларӗ куҫа курӑнман Сулима: Бауман ӑна, ӗҫкӗпе тытӑннӑ сасӑранах кам иккенне палласа илчӗ.
— Только не как в прошлый раз, господа! — жалобным голосом сказал откуда-то из темноты невидимый Сулима. (Бауман сразу узнал его хрипловатый, пропитый голос).

Бауман ҫурӑмӗ ҫине тӑсӑлса выртать.
Бауман лежит на спине, во весь рост.

— Ҫапла! — Бауман куҫне хупса, шута кайрӗ.
— Да-да! — Бауман прикрыл глаза, соображая.

— Ку вӑл чӑнах та йывӑр ӗҫ, — терӗ Бауман салхуланса.
— Вот это — посерьезней, — нахмурился Бауман.

Бауман камерӑна таврӑнчӗ те каллех выртрӗ.
Бауман вернулся в камеру и лег опять.

— Куратӑн, никам та килекен ҫук, — савӑнса ҫирӗплетсе каларӗ Бобровский, хӑй вара Бауман ҫинчен аллине вӗҫертрӗ.
— Никто не идет, ты видишь, — с удовольствием удостоверил, отпуская Баумана, Бобровский.

— Мальцман! — сассинчен палласа илчӗ Бауман.
— Мальцман! — опознал голос Бауман.