Шырав

Василий

Василий

«Авӑ, — шухӑшларӗ Василий фермӑран тухса кайнӑ чухне, — ҫынсем хӑйсен колхозла ӑнланулӑхӗпе хӑйсен чысне ҫухатман ҫӗрте япӑх председатель те ӗҫе пӗтерсе тӑкайман!
«Вот, — думал Василий, уходя с фермы. — Там, где люди не потеряли своего колхозного сознания и совести своей, там и плохой председатель не погубил дела!

Кӑмӑлӗ ҫӗкленнӗ Василий «йӗркене пӗлекен» такана аллине тӑсса пачӗ.
Повеселев, Василий протянул «распорядительному» барану руку.

Василий фермӑна юлашки хут курнӑ чухне сурӑхсем ӑратсӑрччӗ, тӗрлӗ йӑхлӑччӗ, вӗсем хушшинче халь анчах илсе килнӗ цигайски такасем Рогачпа Беляк кӑна хӑйсен кӑпӑшка та юр пек шурӑ ҫӑмӗпе палӑрса тӑратчӗҫ.
Когда Василий видел ферму в последний раз, овцы были беспородные и пестрые и только вновь завезенные цигайские бараны Рогач и Беляк выделялись пушистой белоснежной шерстью.

«Имшерлентӗн пулать, старик, лашусем пекех типсе кайрӑн» — шухӑшларӗ Василий.
«Захирел, старик, зачах, подстать коням», — подумал Василий.

Старикӗн пысӑк кӗлетки ҫине Василий яланах кӑмӑллӑн та ӑмсанса пӑхнӑ, ҫамрӑк чухне вӑл унӑн тивӗҫлӗ кӗрнеклӗхӗпе мухтанма, ун чухнех виҫеллӗн те хисеплӗн калаҫма тӑрӑшнӑ.
Василий всегда смотрел с почтением и завистью на могучую фигуру старика и в молодости старался подражать его достойной осанке и степенной речи.

Хуҫалӑха пӑхса ҫаврӑннӑ чухне кашни хутрах Василий кӳренсе хурланнӑ.
Каждый раз, когда Василий обходил хозяйство, он мрачнел от досады и горечи.

Василий тилхепине хытӑрах туртрӗ, кулса илчӗ, вара кӗсрине хӑтӑрса тӑкрӗ:
Василий туже натянул вожжи, усмехнулся и лихо, озорно зыкнул на нее:

Василий тӑчӗ, хулпуҫҫине тӳрлетрӗ, вара, тимлӗн итлесе ларассинчен хӑтӑлса, кӑвакрах хура ҫӳҫ пайӑрки ҫӑмламас куҫхаршисем ҫине усӑнса анмаллах, пуҫне хыттӑн сулса илчӗ.
Василий поднялся, расправил плечи и, освобождаясь от утомившего напряжения, так вскинул голову, что сизо-черная прядь волос взметнулась над мохнатыми бровями.

Тепре куриччен, Василий Кузьмич!
До скорой встречи, Василий Кузьмич!

Эсӗ совет влаҫӗн представителӗ, санӑн сӑмахсемпе халӗ совет влаҫӗ калаҫать, Василий Кузьмич!.. —
Ты представитель советской власти, твоими словами теперь советская власть говорит, Василий Кузьмич!..

Василий, ҫӗрелле пӑхса, тимлӗн итлерӗ.
Василий слушал, опустив глаза.

… Кун пек сӑмахсемпе мар ӗҫлеме тытӑнмалла, Василий Кузьмич!
Не с такими словами надо начинать работать, Василий Кузьмич!

— Мӗнле-ха капла «вӑйпа», Василий Кузьмич?
— Как это «силом», Василий Кузьмич?

— Ну, Василий Кузьмич, колхоз еннелле ҫурӑмпа, питпе вӑрман еннелле тӑракансемпе мӗн тума шутлатӑн-ха?
— Ну, как же, Василий Кузьмич, думаешь ты поступить с теми, кто стоит к колхозу задом, а к лесу передом?

Вӗсем пӗрне-пӗри хирӗҫ пӑхса лараҫҫӗ: пӗчӗккӗ те сарӑ ҫӳҫлӗ, ҫаврӑнӑҫуллӑ Андрей тата вӑрӑм та хурарах сӑнлӑ, салхуллӑрах Василий — вӗсем пачах уйрӑм, анчах ҫав вӑхӑтрах темпеле пӗр-пӗрин евӗрлӗ, калаҫупа пӗр пекех киленнӗскерсем.
Они сидели друг против друга: маленький, светловолосый, подвижной Андрей и рослый, темный, мрачноватый Василий — совсем разные и в тоже время чем-то похожие друг на друга, одинаково увлеченные разговором.

Василий, ыйхӑран вӑраннӑ пек, пуҫне сулласа илчӗ:
Василий, словно очнувшись, встряхнул головой:

— Василий Кузьмич, Первомайски колхозӗ мӗншӗн япӑхланса кайнӑ-ха вара?
— Почему же, Василий Кузьмич, опустился Первомайский колхоз?

— Эсир ҫав колхозран-и, Василий Кузьмич?
— Вы из этого колхоза, Василий Кузьмич?