Шырав

Василий

Василий

Малтанах Василий ҫакна питех шута илменччӗ: ҫӑка пушӑчӗ ака-сухана хирӗҫ пыма ӑҫтан пултартӑр-ха!
Сперва Василий не придал этому значения: не липовому лыку итти против пашни!

Василий тинкеререх пӑхрӗ те Матвеича палларӗ.
Приглядевшись, Василий узнал Матвеевича и сказал с досадой:

Юр хӗвнӗ тӳремлӗхре ирӗккӗн вылякан ҫак тискер кайӑка курсан, Василий хавасланчӗ, ӑна телей юнашар тӑнӑ пек туйӑнчӗ — акӑ ӑна туп-тулли, куркипех тытса ӗҫме те, ывҫӑн ӑсса сыпма та пултаратӑн!
От вида этого зверька, радостно игравшего на снежной равнине, Василий повеселел, и ему показалось, что счастье — вот оно, вокруг, хоть пей его через край, хоть черпай пригоршнями!

Василий хытсах кайрӗ.
Что Василий ахнул.

Эх, хӑямат! — терӗ Василий кӑшкӑрнӑ пекех, тилӗ ҫине ача пекех тӗлӗнсе пӑхса.
Ах, зелены елки! — почти кричал Василий, по-мальчишески захваченный зрелищем.

Василий ун еннелле ҫаврӑнмарӗ.
Василий не повернулся к ней.

Василий, хулпуҫҫине тӳрлетсе, тарӑннӑн сывласа илчӗ, вара йӗплекен сивӗ сывлӑш пӗтӗм ӳт-пӗве саланнине туйрӗ.
Василий расправил плечи, глубоко вздохнул и почувствовал, как по всему телу расходится колючая свежесть.

Василий крыльца ҫине тухрӗ те Авдотьйӑна кӗтме тытӑнчӗ.
Василий вышел на крыльцо и остановился, поджидая Авдотью.

— Мӗн эсӗ хӗрупраҫла хӑтланатӑн? — терӗ хыттӑн Василий.
— Чего ты разневестилась? — окликнул Василий.

Василий тахҫанах хатӗрленнӗ, анчах Авдотья, пӗрре пӗр кофтине, унтан теприне тӑхӑна-тӑхӑна пӑхса, ҫаплах хатӗрленсе ҫитеймест-ха.
Василий давно уже был готов, а Авдотья все еще собиралась, примеряя то одну, то другую кофту.

— Эх, халӑх! — тӳссе тӑраймарӗ Василий.
— Эх, народ! — не сдержался Василий.