Шырав

Шырав ĕçĕ:

ярать (тĕпĕ: яр) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Тавралӑх йӑлтах ярӑнса-силленсе тарать, ҫуйӑхать, кӗмсӗртетет, ҫынсен пуҫӗсене ҫавӑрать, кӑмӑлӗсене ҫырлахтарса кичемлетсе ярать, вӗсен пуҫ мимисене арпашӑнса вӗлтӗртетекен ҫаврӑнӑҫпа тата ҫутӑсен йӑлтрипе ывӑнтарса ҫитерет.
Все качается, взвизгивает, гремит и кружит головы людей, делая их самодовольно скучными, утомляя их нервы путаницей движений и блеском огня.

Кичемлӗх патшалӑхӗ // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 671–683 стр.

Ҫак йӗрӗнчӗк асамлӑ вӑй чуна ҫывратса ярать.
Это скверное волшебство усыпляет их души.

Сарӑ шуйттан хули // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 659–670 стр.

Намӑса пӗлмесӗр ҫиҫсе, вӑл пур ҫӗрте те хавхаланса йӑлтӑртатать, хӑйӗн сивлекӗпе куҫа ҫиет, ҫын сӑн-сӑпатне пӑсса ярать.
Нахальный, крикливый, он торжествующе трепещет всюду, режет глаза, искажает лица своим холодным блеском.

Ачи амӑшӗн ҫемҫелсе кайнӑ выҫӑ ӳтне пӳрнисемпе чӗрмелесе ҫухӑрать, амӑш кӑкӑрне пичӗпе сӗртӗнет, тутине чаплаттарса илет, самантлӑха кӑшкӑрма чарӑнать те, каллех ҫӗнӗ вӑйпа хытӑрах ҫухӑрса ярать, алли-урисемпе тапаҫланма тытӑнать.
Ребенок кричит, царапая пальцами вялое, голодное тело матери, тычется в него лицом, чмокает губами, на минуту умолкает, вновь кричит с большей силой, бьет руками и ногами грудь матери.

Хӑлхана ҫурса каякан ҫинҫе сасӑ урамри ытти сасӑсем хушшине ҫивӗччӗн пырса кӗрет, вӑл татти-сыпписӗр чӑсӑлса тӑрать, куҫа шартса яракан шурӑ та сивӗ ҫип пек, мӑй тавра явӑнать, пуҫри шухӑшсене пӑтраштарса ярать, уртарать, таҫта хӑвалать; вӑл, пӗр самантлӑха та чарӑнмасӑр, ҫӗрӗк шӑрши тулнӑ пӑнтӑхнӑ сывлӑшра, ҫак таса мар пурнӑҫран усаллӑн витлесе кулнӑ пек, чӗтренсе тӑрать.
Тонкий, режущий ухо свист прорывает своим дрожащим острием все звуки улиц, он тянется бесконечно, как ослепительно белая, холодная нить, он закручивается вокруг горла, путает мысли в голове, бесит, гонит куда-то и, не смолкая ни на секунду, дрожит в гнилом запахе, пожравшем воздух, дрожит насмешливо, злобно пронизывая эту жизнь в грязи.

Пылчӑклӑ урам кӗтессисенче темле кӑмакасем лараҫҫӗ, вӗсенче тем пӗҫереҫҫӗ, тӑвӑр трубаран тухакан пӑс, труба вӗҫне ҫитсен, шӑхлич пек шӑхӑрса ярать.
На углах грязных улиц стоят какие-то печи или жаровни, в них что-то варится, пар, вырываясь по тонкой трубке на воздух, свистит в маленький свисток на конце ее.

Хула ҫухӑрать те — вӗсене пӗрин хыҫҫӑн теприне хӑйӗн тӑранма пӗлми ҫӑварӗпе хыпса-ҫӑтса ярать.
Город ревет и глотает их одного за другим ненасытной пастью.

Тулта шарманка сасси килӗшӳсӗр хӑйӑлтатать, темле кӗвӗ ҫаврӑнӑшӗсем татӑк-кӗсӗкӗн илтӗннӗ пек туйӑнаҫҫӗ, хулӑн саслӑ ача хаваслӑн кӑшкӑрать, йытӑ ӳле-ӳле ярать, — Ленька, ҫав кӗвве итленӗ май, хӑй те шӑл витӗр хуллен ӗнерлесе юрлать.
На дворе раздраженно визжала шарманка, выбрасывая лохмотья какой-то мелодии, радостно кричал басовитый ребенок, подвывала собака, — Ленька слушал эту музыку и тихонько сквозь зубы ныл, прилаживаясь к ней.

Инкер-синкер // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 191–208 стр.

Американец ахӑлтатса кулса ярать, хӑш чухне пуяннисем те хаваслӑ пулаҫҫӗ-ҫке.
Американец расхохотался; ведь иногда и богатому бывает весело.

Итали ҫинчен хунӑ юмахсем // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 166–190 стр.

Хӑш чухне, вут ҫутинче, шыва хӗрлӗ тӗс ҫапатчӗ те, атте мана ҫапла калатчӗ: эпир ҫӗре суранларӑмӑр, ҫавӑншӑн пире вӑл, курӑн ак, хӑйӗн юнӗ айне путарса, ҫунтарса ярать, тетчӗ.
Порою, при огне, вода становилась красной, и отец мой говорил мне: «Ранили мы землю, потопит, сожжет она всех нас своею кровью, увидишь!»

— Э, ӗҫ вӑл, ӑна юратма тытӑниччен, кашниех йывӑр, унтан — чуна ҫӗклентерсе ярать те ҫӑмӑлтарах пулать.
— Э, всякая работа трудна, до времени, пока ее не полюбишь, а потом — она возбуждает и становится легче.

Ҫав шӑршӑ каҫхи тинӗсӗн ӑшӑ, тӑварлӑрах сывлӑшӗ пек пулнӑ, вӑл, вӗри кун хыҫҫӑн, сиенлӗ, пуҫа ӳсӗртсе ярать, хӑйне вӑрахчен, нумай сывлас килтерекен туса ҫӑткӑнлантарса ярать.
Запах этот её напоминал тёплое, солоноватое дыхание моря вечером, после жаркого дня, он был нездоров, пьянил и возбуждал скверную жажду обонять его долго и много.

Январӗн 9-мӗшӗ // Хумма Ҫеменӗ, Феодосия Ишетер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 133–155 стр.

Хӑшӗ хуйхӑллӑн — эх! — тесе кӑшкӑрса ярать те, куҫне хупса юрла пуҫлать; тен, ӑна сасӑсен сарлака хумӗ — таҫта аяккалла илсе каякан ҫап-ҫутӑ хӗвеллӗ аслӑ ҫул пек туйӑнать пуль, тен, ҫав ҫулпала вӑл хӑй утнине курать пуль…
Иной, тоскливо крикнув: «эх!» — поет, закрыв глаза, и, может быть, густая, широкая волна звуков представляется ему дорогой куда-то вдаль, освещенной ярким солнцем, — широкой дорогой, и он видит себя идущим по ней…

Ҫирӗм улттӑпа пӗрре // Петӗр Хусанкай. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 119–131 стр.

Вӑл — пысӑк, вӑйлӑ та ырӑ, хӑйӗн йӑлтӑрккипе куҫа йӑмӑхтарса ярать, чавкаласа пӗтернӗ ҫырана халӗ ӑшшӑн пӑшӑлтатса ачашлакан хумсен ирӗклӗхне кансӗрлессишӗн тӑрӑшакан ывӑннӑ ҫынсене уҫӑлтарса, хӑватлӑ сывлӑшне ҫыраналла вӗрсе выртать.
Оно лежало, ослепляя глаза своим блеском, — большое, сильное, доброе, его могучее дыхание веяло на берег, освежая истомленных людей, трудящихся над тем, чтобы стеснить свободу его волн, которые теперь так кротко и звучно ласкают изуродованный берег.

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

Копёр патӗнче кӗпӗрленсе тӗрлӗ халӑх тӑрать, пӗри ҫинҫе сассипе, тӑстарса, юрӑ пуҫласа ярать:
У копра стояла густая пестрая толпа народа, и в ней кто-то протяжно тенором выпевал:

Хуласенчи тӗттӗм кӗтессем вӗсенчен лайӑхрах, унта пӗтӗмпех вараланчӑк пулин те, тӳрӗлӗх пур, хӑвна ху ирӗккӗн тытатӑн е тӑван ҫӗршывӑн хирӗсемпе ҫулӗсем тӑрӑх ҫӳре, ку питӗ интереслӗ, чуна уҫӑлтарса ярать, ҫапла ҫӳреме сана, чӑтӑмлӑ, лайӑх урусемсӗр пуҫне, ытла нимех те кирлӗ мар.
Всего лучше отправиться в трущобы городов, где хотя всё и грязно, но всё так просто и искренно, или идти гулять по полям и дорогам родины, что весьма любопытно, очень освежает и не требует никаких средств, кроме хороших, выносливых ног.

Сӗтӗрет те сӗтӗрет пек вӑл мана, тӗпсӗр шурлӑх пек, таҫта путарса антарса ярать пек.
Так это и засасывает меня она, так и втягивает куда-то, точно трясина бездонная.

Вӑл юрланине, тӑванӑм, итлеме техӗн — чӗрене хурлантарса ярать.
Так он, братец ты мой, поет, что даже слушать невозможно — тягостно делается на сердце.

Стукотей васкамасӑр ӗҫсе ярать, тутисене ҫулласа илет, куҫӗсене хупса, пӳрни ҫумне пӳрнине хурса сӑптӑрса кӑтартса тата мӗн те пулин ҫыртмалли кирлӗ пулнине систерет.
Стукотей медленно выпивает, облизывается, закрывает глаза и трет палец о палец, т. е. просит заесть чем-нибудь.

Ялти эмелҫӗсем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 71–80 стр.

Чирлӗ ҫын ҫӑварне сарлакан уҫса чӗлхине кӑларса ярать.
Больной широко раскрывает рот и вываливает язык.

Ялти эмелҫӗсем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 71–80 стр.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика