Шырав

Пацюк

Хуран куклине сирсе ярса тутине шӑлсан, тимӗрҫӗ шухӑша кайрӗ — вӑт мӗнле тӗлӗнмелле ӗҫсем пулаҫҫӗ ҫут тӗнчере, вӑт мӗн тума пултарать иккен усал вӑй, терӗ те вӑл хӑй ӑшӗнче, ҫав хушӑрах хайне пӗр Пацюк ҫеҫ пулӑшма пултарнине чухласа илчӗ.
Оттолкнувши вареник и вытерши губы, кузнец начал размышлять о том, какие чудеса бывают на свете и до каких мудростей доводит человека нечистая сила, заметя притом, что один только Пацюк может помочь ему.

Пацюк ҫисе ячӗ те каллех ҫӑварне карчӗ, хуран кукли вара каллех, унчченхи пекех, ҫӑварне пырса лекрӗ.
Пацюк съел и снова разинул рот, и вареник таким же порядком отправился снова.

Ҫапла шухӑшлама ӗлкӗрчӗ ҫеҫ вӑл, Пацюк ҫӑварне карчӗ, хуран куклисем ҫине пӑхрӗ те ҫӑварне тата ытларах карчӗ.
Только что он успел это подумать, Пацюк разинул рот, поглядел на вареники и еще сильнее разинул рот.

«Курӑпӑр, — терӗ вӑл хӑй ӑшӗнче, — мӗнле ҫийӗ-ха Пацюк ҫак хуран куклисене.
«Посмотрим, — говорил он сам себе, — как будет есть Пацюк вареники.

Анчах Пацюк шарламарӗ.
Но Пацюк молчал.

«Шыраса ҫӳрекеннин шуйттанӗ ҫурӑм хыҫӗнчех пулсан, инҫе кайма кирлӗ те мар», ним пулман пекех каласа хучӗ Пацюк, ларнӑ ҫӗртен пӗртте хускалмасӑр.
— Тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами, — произнес равнодушно Пацюк, не изменяя своего положения.

Пацюк пӗр сӑмах та чӗнмерӗ, юлашки ҫӑмахне чӑмлама тытӑнчӗ.
Пацюк ни слова и доедал остальные галушки.

«Сана шуйттан кирлӗ пулсан, каях шуйттан патне!» терӗ Пацюк, куҫне ҫӗклемесӗр, ҫаплах-ха ҫӑмах чӑмласа.
— Когда нужно черта, то и ступай к черту! — отвечал Пацюк, не подымая на него глаз и продолжая убирать галушки.

Мӗн ӗнтӗ, Пацюк? — терӗ тимӗрҫӗ, Пацюк ҫаплах чӗнмесӗр ларнине кура.
Что ж, Пацюк? — произнес кузнец, видя неизменное его молчание.

Кӑштах хӑюлланнӑ тимӗрҫӗ малалла калама шут тытрӗ: «Сан патна килтӗм, Пацюк, турӑ пурлӑхне те, ырлӑхне те ҫителӗклӗ патӑр сана, ҫӑкӑрӗ те пропорциллех пулӑр!»
Ободренный кузнец решился продолжать: — К тебе пришел, Пацюк, дай боже тебе всего, добра всякого в довольствии, хлеба в пропорции! —

Анчах Пацюк пӑхрӗ те каллех ҫӑмах хыпма тытӑнчӗ.
Но Пацюк взглянул и снова начал хлебать галушки.

Мӑнтӑр Пацюк пуҫне ҫӗклесе пӑхрӗ те унтан каллех ҫӑмах хыпма тытӑнчӗ.
Толстый Пацюк поднял голову и снова начал хлебать галушки.

«Сан патна килтӗм, ырӑ Пацюк!» — терӗ Вакула, каллех пуҫ тайса.
— Я к твоей милости пришел, Пацюк! — сказал Вакула, кланяясь снова.

Хӑш чух тата пӗр-пӗр дворянин, хырӑмӗ выҫнӑран васкаса ҫинипе, пулӑ шӑммипе лакса ларни те пулкалать, ун пек чухне Пацюк ӑна ҫурӑмӗнчен чышкӑпа пӗрре лайӑхрах парать те, пулӑ шӑмми вара, дворянин пырне сиенлемесӗрех, тӳрех кирлӗ ҫӗре анса каять.
Случалось ли, что проголодавшийся дворянин подавился рыбьей костью, Пацюк умел так искусно ударить кулаком в спину, что кость отправлялась куда ей следует, не причинив никакого вреда дворянскому горлу.

Малтан вӑл чӑн-чӑн запорожец пек пурӑннӑ: нимӗн те ӗҫлемен, ҫур талӑк ытла ҫывӑрнӑ, ҫиессе утӑ ҫулнӑ ҫӗрте ӗҫлекен ултӑ ҫын чухлӗ ҫинӗ, пӗрре ларса витрене яхӑн ӗҫнӗ; хырӑмӗнче вырӑнӗ те тупӑннӑ ҫав: мӗншӗн тесен Пацюк, лутрарах пулсан та, самаях сарлака.
Сначала он жил, как настоящий запорожец: ничего не работал, спал три четверти дня, ел за шестерых косарей и выпивал за одним разом почти по целому ведру; впрочем, было где и поместиться, потому что Пацюк, несмотря на небольшой рост, в ширину был довольно увесист.

Мӑн хырӑм Пацюк ӗлӗкрех чӑнах та запорожец пулнӑ; анчах те хӑваласа янӑ ӑна унтан, те хӑех тарса килнӗ, — ӑна никам та пӗлмест.
Этот Пузатый Пацюк был точно когда-то запорожцем; но выгнали его или он сам убежал из Запорожья, этого никто не знал.