Шырав

Шырав ĕçĕ:

унтан сăмах пирĕн базăра пур.

унтан (тĕпĕ: ) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Анчах тата виҫӗ уйӑх, ҫук, унтан та сахалтарах тӳс эсӗ.
Только месяца три потерпи еще, даже меньше.

XVIII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Анчах мӗнле тухатӑп-ха эпӗ унтан, чунӑмҫӑм?
А как же я уйду из него, мой милый?

Халӗ ӗнтӗ эпӗ тӳсме те хатӗр; халӗ ӗнтӗ эпӗ путвалтан каяссине пӗлетӗп, халӗ ӗнтӗ мана унта ытлашши пӑчӑ пулмасть, халӗ ӗнтӗ хам унтан тухассине пӗлетӗп эпӗ.
Теперь я готова терпеть; теперь я знаю, что уйду из подвала, теперь мне будет не так душно в нем, теперь ведь я уж знаю, что выйду из него.

Унтан вара епле?
Да, а потом?

XVI // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Чылайччен вӑл йӗркеллӗ калаҫаймарӗ, ҫав тери вӑтанчӗ вӑл: унтан ун шухӑшӗсем йӗркеленсе ҫитрӗҫ, анчах йӗркесӗррисем те, йӗркеллисем те Лопухова ҫӗннине нимӗн те каламарӗҫ.
Довольно долго ее слова были бессвязны, — так она была сконфужена за себя; потом мысли ее пришли в порядок, но и бессвязные, и в порядке они уже не говорили Лопухову ничего нового.

XIII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Дмитрий Сергеич унпа преферансла вылярӗ, малтан выляса илчӗ, унтан Марья Алексевнӑна каялла выляса илме май пачӗ, унтан тата 35 пус выляса ячӗ, — вӑл Марья Алексевнӑна пӗрремӗш хут савӑнтарчӗ, вӑл тухса кайнӑ чухне Марья Алексевна питӗ хаваслӑ юлчӗ, — укҫашӑн мар, хӑйне хӑех питӗ хаваслӑ юлчӗ: материализм ӑшне путсах ларнӑ чӗресен те тап-таса идеалла савӑнӑҫсем пур, ҫакӑ вӑл пурнӑҫа материализмла ӑнлантарса пани ҫителӗклӗ маррине ӑнлантарса парать те ӗнтӗ.
Дмитрий Сергеич поиграл с нею в преферанс вдвоем, сначала выигрывал, потом дал отыграться, даже проиграл тридцать пять копеек, — это в первый раз снабдил он ее торжеством и, уходя, оставил ее очень довольною, — не деньгами, а собственно торжеством: есть чисто идеальные радости у самых погрязших в материализме сердец, чем и доказывается, что материалистическое объяснение жизни неудовлетворительно.

XI // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

«Килӗшрӗмӗр» тенине кӑна — унтан вара юнкунччен кӗтес пулать!
Только «да» — и потом ждать до среды!

— Ара, эсир асӑрхамарӑр та, — кӑна Лопухов питӗ салху каларӗ, унтан питӗ савӑнӑҫлӑн кулса ячӗ — Ах, турӑ, епле айван эпӗ, епле айван эпӗ!
— Да, вы и не заметили, — он сказал это так грустно и потом засмеялся так весело, — Ах, боже мой, как я глуп, как я глуп!

Верочка йӑл кулчӗ: «Халь иртрӗ ӗнтӗ», — унтан хӗрелсе кайрӗ, — «Шеллеместӗп те», — унтан тата ытларах хӗрелчӗ.
Верочка улыбнулась: — Поздно, — и покраснела, — и не жалею, — и покраснела еще больше.

X // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Ӑна хӗрхенекен, анчах та каҫарма пултарайман ҫынсем, унтан хӑйӗнчен каҫару ыйтса, ӑна унӑн хӑшпӗр лайӑх енӗсем ҫинчен те калама пултарнӑ.
Сострадательные люди, не оправдывающие его, могли бы также сказать ему в извинение, что он не совершенно лишен некоторых похвальных признаков.

IX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

— Анчах гимназире вӗренме юратнӑ вӗт-ха эсир, унтан вара медицина наукисене юратса пӑрахрӑр-и?
— Но ведь вы любили учиться в гимназии, ведь вы полюбили потом медицинские науки?

VIII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Пӗр чӳречи патӗнче, сӗтелӗн пӗр вӗҫӗнче, Марья Алексевна заказне чыслӑн пурнӑҫа кӗртсе, Верочка ашшӗ валли ҫӑмран нагрудник ҫыхса ларать; тепӗр чӳречи патӗнче, сӗтелӗн тепӗр вӗҫӗнче, Лопухов ларать: хӑрах чавсипе сӗтел ҫине таяннӑ, тепӗр аллине вӑл кӗсйине чикнӗ; унпа Верочка хушши пӗр-икӗ аршӑн пулать, унтан ытла мар.
У одного окна, с одного конца стола, сидела Верочка и вязала шерстяной нагрудник отцу, свято исполняя заказ Марьи Алексевны; у другого окна, с другого конца стола, сидел Лопухов; локтем одной руки оперся на стол, и в этой руке была сигара, а другая рука у него была засунута в карман; расстояние между ним и Верочкою было аршина два, если не больше.

Коллежски секретарь Иванов коллежски советнике Иван Иваныча хӑй ӑна чунтан пӑрӑнса тӑни ҫинчен шантарса пӗлтерет пулсан, Иван Иваныч никамран та чунтан пӑрӑнса тӑрасса кӗтме ҫуккине хӑйӗнченех пӗлет, уйрӑм илсен, Иванов хӑйӗн ашшӗне чылаях хаклӑ хакпа пилӗк хут сутнине унтан та ытларах пӗлет, ку тӗлӗшпе Иванов ашшӗне виҫӗ хут кӑна сутма ӗлкӗрнӗ Иван Иванычран хӑйӗнчен те иртсе кайнӑ ӗнтӗ, ҫапах та Иван Иваныч ӑна Иванов парӑнса тӑнине ӗненет, урӑхла каласан та, ӗненсех мар ӗнтӗ, ӑна ҫавӑншӑн кӑмӑл тӑвать, ӗненмест пулин те, — ӑна хӑйне улталама ирӗк парать, апла пулсан, ӗненмест пулин те, ҫапах та ӗненетех.
Когда коллежский секретарь Иванов уверяет коллежского советника Ивана Иваныча, что предан ему душою и телом, Иван Иваныч знает по себе, что преданности душою и телом нельзя ждать ни от кого, а тем больше знает, что, в частности, Иванов пять раз продал отца родного за весьма сходную цену и тем даже превзошел его самого, Ивана Иваныча, который успел продать своего отца только три раза, а все-таки Иван Иваныч верит, что Иванов предан ему, то есть и не верит ему, а благоволит к нему за это, и хоть не верит, а дает ему дурачить себя, — значит, все-таки верит, хоть и не верит.

VII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Ун сӑмахӗсем хӑйӗншӗн мӗне пӗлтерни енчен илсен, урӑхла каласан, уроксемшӗн сахалрах тӳлесе укҫа перекетлесси енчен илсен, Марья Алексевнӑн ӗҫӗ вӑл хӑй ӗмӗтленнинчен ӑнӑҫлӑрах пулчӗ; тата икӗ урокран, Марья Алексевна вӗсем пуян ҫынсем пулманни; ҫинчен калаҫма пуҫласан, Дмитрий Сергеич хаклашма пуҫларӗ, нумайччен килӗшмесӗр тӑчӗ, нумайччен виҫӗ тенкӗрен катмасӑр тӑчӗ (ун чухне виҫӗ тенкӗлӗх укҫасем пулнӑ, урӑхла каласан, астӑватӑр пулсан, 75 пус тӑракан укҫасем), Марья Алексевна хӑй те унтан ытларах йӳнетессе шанманччӗ, анчах, кӗтмен ҫӗртенех, урокшӑн 60 пус таран каттарса ҫитерчӗ.
Со стороны частного смысла их для нее самой, то есть сбережения платы за уроки, Марья Алексевна достигла большего успеха, чем сама рассчитывала; когда через два урока она повела дело о том, что они люди небогатые, Дмитрий Сергеич стал торговаться, сильно торговался, долго не уступал, долго держался на трехрублевом (тогда еще были трехрублевые, то есть, если помните, монета в семьдесят пять копеек); Марья Алексевна и сама не надеялась спустить ниже, но, сверх чаяния, успела сбить на шестьдесят копеек за урок.

Факт вӑл акӑ ҫакӑ: Лопухов каланине малтан йӑл кулса, унтан питӗ тимлӗн итлекен Верочка, Лопухов Марья Алексевнӑпа мар, унпа хӑйӗнпе калаҫать тата шӳтлесе мар, тӗрӗссипе калаҫать, тесе шухӑшланӑ; Лопухов каланине мӗн пуҫламӑшӗнчех тимлӗн итлекен Марья Алексевна Верочка еннелле ҫаврӑнчӗ те: «Тусӑмҫӑм, Верочка, мӗн эсӗ пӗрмаях чӗмсӗр ларатӑн? Халӗ эсӗ Дмитрий Сергеевичпа паллашнӑ ӗнтӗ, фортепьяно калама ыйтасчӗ те хӑвӑн юрласа парасчӗ!» — ҫак сӑмахсем акӑ мӗне пӗлтернӗ:
А факт был тот, что Верочка, слушавшая Лопухова сначала улыбаясь, потом серьезно, думала, что он говорит не с Марьей Алексевною, а с нею, и не шутя, а правду, а Марья Алексевна, с самого начала слушавшая Лопухова серьезно, обратилась к Верочке и сказала: «Друг мой, Верочка, что ты все такой букой сидишь? Ты теперь с Дмитрием Сергеичем знакома, попросила бы его сыграть тебе в аккомпанемент, а сама бы спела!», и смысл этих слов был:

VI // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Верочка чылайрантан тин тухрӗ; учительпе Верочка, пӗр-пӗрин хушшинче нимӗн те пулман пек, пӗр-пӗрне пуҫ тайса илчӗҫ, Марья Алексевна малалла та ҫаплах Федя ҫинчен калаҫрӗ, Унтан вӑл сасартӑк калаҫӑва учитель ҫине куҫарчӗ, ун ҫинчен, унӑн ашшӗ-амӑшӗсемпе вӗсен пурлӑхӗ ҫинчен, вӑл мӗнле пурӑнни тата мӗнле пурӑнма шутлани ҫинчен ыйтса пӗлчӗ; учитель кӗскен, тӗлли-паллисӗр ответлерӗ, — атте-анне пур, провинцире пурӑнаҫҫӗ, пуян ҫынсем мар, хам эпӗ уроксемпе пурӑнатӑп, Петербургра медикра ӗҫлеме юлатӑп, терӗ: пӗр сӑмахпа каласан, ку калаҫуран нимӗн усси те пулмарӗ.
Верочка долго не выходила, — вышла; она и учитель обменялись поклонами, будто ничего между ними не было, а Марья Алексевна все еще продолжала беседовать о Феде, Потом вдруг круто поворотила разговор на самого учителя и стала расспрашивать, кто он, что он, какие у него родственники, имеют ли состояние, как он живет, как думает жить; учитель отвечал коротко и неопределенно, что родственники есть, живут в провинции, люди небогатые, он сам живет уроками, останется медиком в Петербурге; словом сказать, из всего этого не выходило ничего.

Анчах ыттисем санӑнни пек шухӑшсене чӗре патне ҫывӑха илмеҫҫӗ, эсӗ вӗсене ҫывӑха илтӗн, ку вӑл лайӑх, анчах унтан та тӗлӗнмелли ҫук; эсӗ ирӗклӗ те телейлӗ ҫын пулас килнинчен мӗн тӗлӗнмелли пур-ха!
Но другие не принимают их к сердцу, а ты приняла — это хорошо, но тоже не странно: что ж странного, что тебе хочется быть вольным и счастливым человеком!

V // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Унтан Марья Алексевна хӑнана хӑйӗн пурнӑҫӗпе хӗрӗн чысне сыхласа хӑварнӑшӑн тав тума пуҫларӗ — Ара, эсир ахалех килменнине эпӗ малтанах туйса илтӗм, уроксем ҫинчен калаҫмалли пулӗ те-ха вӑл, ҫапах та тӗллевӗ кусен урӑх, тесе шутларӑм, анчах эп шутлани тӗрӗс пулмарӗ.
Потом Марья Алексевна стала благодарить гостя за спасение жизни ее и чести ее дочери — То-то, батюшка, я уж и сначала догадывалась, что вы что-нибудь неспросту приехали, что уроки-то уроками, а цель у вас другая, да я не то полагала.

IV // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Темиҫе минут иртсен, Жюли Верочкӑна фортепьяно калама чарчӗ, ӑна пилӗкӗнчен тытса, унпа зал тӑрӑх утса ҫаврӑнчӗ, унтан ӑна ун пӳлӗмне илсе кайрӗ.
Через несколько минут Жюли остановила Верочку, взяла ее за талью, прошлась с нею по залу, потом увела ее в ее комнату.

Жюли ир вӑранмарӗ, ҫула май Вихман патне кӗрсе тухрӗ, унтан вара, ҫула май пулнӑран мар, кӗмелле пулнӑран, тӑватӑ магазина кӗрсе тухрӗ.
Жюли проснулась поздно, по дороге заезжала к Вихман, потом, уж не по дороге, а по надобности, еще в четыре магазина.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика