Шырав

Шырав ĕçĕ:

тенӗ (тĕпĕ: те) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Прохор Палыч хӑйӗн теори тӗлӗшӗпе ӑна-кӑна ҫеҫ аса илмелле, анчах та халӗ вӑхӑт пӗртте ҫук-ха, тенӗ чух тӗрӗссинех калать ӗнтӗ.
И тут, конечно, Прохор Палыч прав, когда говорит, что насчет теории ему требуется только вспомнить кое-что, но пока сильно некогда.

Вунҫиччӗмӗш прохор, шуҫ ӑстисен королӗ // Леонид Агаков. Троепольский, Г. Н. (1905-1995). Вунҫиччӗмӗш Прохор тата ыттисем: (агроном ҫырса пынисем). [Л. Я. Агаков куҫарнӑ]. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 132 с. — 41–83 с.

Крыльца ҫине хуҫа арӑмӗ тухса тӑрса пире сывлӑх сунчӗ, анчах та вӑл «сывлӑх сунатӑп» тени «тухса кайӑр» тенӗ пекех илтӗнчӗ.
На крыльцо вышла жена хозяина и поздоровалась так, что слово «здравствуйте» прозвучало, как «уходите».

Гришка Хват // Леонид Агаков. Троепольский, Г. Н. (1905-1995). Вунҫиччӗмӗш Прохор тата ыттисем: (агроном ҫырса пынисем). [Л. Я. Агаков куҫарнӑ]. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 132 с. — 18–40 с.

Арӑмне пӗрре тытнӑччӗ те, анчах вӑл милицие те улталанӑ: ҫул ҫинче тӑкӑнса кайнине пуҫтартӑм, тенӗ.
Брали жену один раз, но и милицию она провела: дескать, россыпь подобрала, говорит.

Пакӑлти хӑйне хыҫалтан сас паракана пӗрре пӑхсах пӗтерсе хучӗ, вара ӳпкевлӗн: «Дисциплина пӗтсе пырать, пушатса ятӑн», тенӗ пек, председатель ҫине ҫаврӑнса пӑхрӗ.
Болтушок уничтожил взглядом подавшего реплику, укоризненно обернулся к председателю, будто говоря: дисциплина, мол, падает, распустил.

Пакӑлти Микиш // Леонид Агаков. Троепольский, Г. Н. (1905-1995). Вунҫиччӗмӗш Прохор тата ыттисем: (агроном ҫырса пынисем). [Л. Я. Агаков куҫарнӑ]. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 132 с. — 3–17 с.

— Темле, Стрючков тенӗ пек астӑватӑп…
— Что-то помнится вроде Стрючков…

«Тымарне пӑх!» тенӗ Кузьма Стрючков.
Кузьма Стрючков сказал: «Смотри в корень!

«Утӑ» тенӗ сӑмах сводкӑра тӗп вырӑн йышӑнмалла, пӑта пек шала кӗрсе каймалла, — вӑл пӳрнипе сӗтел ҫине пусрӗ, — ҫав сводкӑра унӑн тарӑнланса сарӑлмалла.
Слово «сено», как я понимаю, должно войти гвоздем, — он надавил пальцем на стол, — и в сводке той углубиться и расшириться.

Юрать-ха хуть, асӑрхаттарса ҫырнинче: «Ӗҫе ҫӑмӑллатас тесе, кашни уйрӑм купӑста ҫинчи пӑрҫасене шутламалла мар», тенӗ.
Хорошо хоть, что в примечании говорится: «В целях упрощения на каждом отдельном растении блох считать не следует».

Калама пуҫличчен кепкине хӑрах куҫӗ ҫине антарса лартать те хӑрах пӳрнипе тӑнлавӗ патӗнчен хыҫса илет — акӑ, епле кулмалла ӗҫсем пулаҫҫӗ! тенӗ пек тӑвать.
Кепку на один глаз сдвинет и почешет пальцем у виска — вот, дескать, дела-то какие смехотворные!

Ак мӗнре ҫӑлӑнӑҫ кӑтартса панӑ, аҫу-аннӳне пӑрах тенӗ, пурне те пӑрах, хӑна илӗртекен куҫна та кӑларса ывӑт!
Вот в чем спасение указано — отца-мать, брось, указано, всё брось и даже око, соблазняющее тебя, — вырви!

XII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Петр Васильев ун еннелле пӑхмасӑр, темскер сиввӗн те вирлӗн калатчӗ, лешӗ сасартӑк сылтӑм аллипе пӗрмаях ҫӗлӗкне тапрататчӗ: сӑхсӑхма хатӗрленнӗ пек, аллине ҫӗклет те ҫӗлӗкне ҫӳлелле тӗртет, унтан — татах та, ӑна лӗпке патнех тенӗ пек хӑпартса ҫитерсен, каллех пуҫне пӑчӑртамалла туса, темле лайӑх мар куҫ харшийӗсем патнех туртса лартать.
Петр Васильев, не глядя в его сторону, что-то говорил, строго и веско, а он судорожным движением правой руки всё сдвигал шапку: подымет руку, точно собираясь перекреститься, и толкнет шапку вверх, потом — еще и еще, а сдвинув ее почти до темени, снова туго и неловко натянет до бровей.

Тата вӗрентетчӗҫ: начальствӑна итлемелле мар, ӗҫлемелле мар, арӑмсене, ачасене пӑрахмалла; ҫынна ним те, нимле йӗркеллӗх те кирлӗ мар, ҫын хӑй мӗнле пурӑнас тенӗ пек, хӑйне шуйттан кӑтартса панӑ пек пурӑнтӑр.
Учили также: начальство — не слушать, работу — не работать, жен, детей — бросить; ничего-де человеку не надо, никакого порядка, а пускай человек живет как хочет, как ему бес укажет.

Вӗсенчен кашни тенӗ пекех судра пулнӑ, тӗрмере ларнӑ пӗр хуларан тепӗр хулана кӑлара-кӑлара янине те куркаланӑ ӑристансемпе пӗрле этаппа ҫӳрекелесе пӑхнӑ; вӗсем пурте сыхланса пурӑнатчӗҫ, пурте пытанса ҫӳретчӗҫ.
Почти каждый из них судился, сидел в тюрьме, был высылаем из разных городов, странствовал по этапам с арестантами; все они жили осторожно, все прятались.

Полиция, обыск, тӗрме, суд, Сибирь тенӗ сӑмахсем, ҫав вӗсем тӗншӗн хӗсӗрлени ҫинчен халлапланӑ чухне яланах янтӑракан сӑмахсем, ман чун ҫине вӗри кӑварсем пек пыра-пыра ӳкетчӗҫ, стариксене кӑмӑллассине те хӗрхенессине чӗртсе яратчӗҫ, хам вуланӑ кӗнекесем мана хӑйсем мӗн тӑвас тенине тӑвассишӗн пит хытӑ тӑракан ҫынсене хисеплеме, чун тӗреклӗхне хакла шутлама вӗрентрӗҫ.
Слова — полиция, обыск, тюрьма, суд, Сибирь, — слова, постоянно звучавшие в их беседах о гонении за веру, падали на душу мне горячими углями, разжигая симпатию и сочувствие к этим старикам; прочитанные книги научили меня уважать людей, упорных в достижении своих целей, ценить духовную стойкость.

Яланах тенӗ пек вӗсем авалхи кӗнекесем, иконӑсем, кадильницӑсем, темле чашӑсем сутма илсе пыратчӗҫ; хӑш чухне сутаканӗсене — йӑлӑм енчи карчӑка е старике ертсе килетчӗҫ.
Почти всегда они приносили продавать старинные книги, иконы, кадильницы, какие-то чаши; иногда приводили продавцов — старуху или старика из-за Волги.

Вӑл, вӗри кӑмака тенӗ пекех, еретикле ҫилӗпе тулса, хӗрсе пырать…
Он же прямо, как печь жаркая, накаляется злобой еретической…

Пирвайхийӗ ылханлӑ Несторий еретике хирӗҫ кӗрешсе ҫапӑҫнӑ; Несторий вӑл ирсӗрле вӗрентсе хӑтланнӑ: турӑ амӑшӗ вӑл — этем пулнӑ, ҫавӑнпа та турра ҫуратма пултарайман, этемех ҫуратнӑ, ячӗ тӑрӑх та ӗҫсем тӑрӑх Христос теекенскере, урӑхла каласан, тӗнчене ҫӑлакана ҫуратнӑ имӗш эппин ӑна турӑ амӑшӗ тесе мар Христос амӑшӗ тесе каламалла тенӗ, — ӑнлантӑн-и?
Первый ратоборствовал супро-ти окаянного еретика Нестория, который учил похабно, что-де богородица — человек есть, а посему — не имела бога родить, но родила человека же, именем и делами Христа, сиречь — спасителя миру; стало быть, надо ее называть не богородица, а христородица, — понял?

Сасартӑк ҫав пурӑнӑҫ ним сас-чӗвӗсӗр тенӗ пекех пулнине, сасӑсем тӗлӗшӗнчен чӗлхесӗр пекех чухӑннине туятӑп.
Вдруг почувствуешь, что эта жизнь — почти беззвучна, до немоты бедна звуками.

Тӗрлӗ условиллӗ сӑмахсем приказчикӑн иконӑшӑн, кӗнекешӗн мӗн чул пама юранине пӗлтереҫҫӗ: «хурлӑхпа йывӑр хуйхӑ» тенӗ сӑмахсем вунӑ тенке пӗлттереҫҫӗ, «Никон-тигра» тени — ҫирӗм пилӗк тенке; сутакана епле суйнине курса тӑрасси маншӑн намӑс туйӑнать, анчах кӗнекеҫӗ ҫивӗччӗн выляни мана илӗртет.
Ряд условных выражений указывает приказчику, сколько можно дать за икону, за книгу; я знаю, что слова «уныние и скорбь» значат — десять рублей, «Никон-тигр» — двадцать пять; мне стыдно видеть, как обманывают продавца, но ловкая игра начетчика увлекает меня.

Эпӗ хам кочегара каласа кӑтартнӑ чухне ҫав король яланах тенӗ пек тӗп герой пулса тӑратчӗ, Яков та Францие тата «Хенрика» юратса кайнӑ пек туйӑнатчӗ.
Этот король почти всегда являлся главным героем моих рассказов кочегару, и мне казалось, что Яков тоже полюбил Францию и «Хенрика».

XI. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика