Шырав

Шырав ĕçĕ:

сире (тĕпĕ: эсир) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Анчах пӗр-пӗр вӑхӑтра пачах кӗтмен ҫӗртен ҫак килйышра мӗнле те пулин пурҫӑн чӗнтӗр пирки е упӑшкин лашисемпе хӑнана кайни ҫинчен тепӗр чух ниме тӑман пек туйӑнакан ыйтӑва хускатаҫҫӗ, — вара нимле сӑлтав та ҫук пек пулин те, — тавлашу хӗрнӗҫемӗн хӗрсе пырать, чаршав хыҫӗнче ку ӗҫе татса пама тӑвӑр пулса тӑрать те, сасартӑк, тавлашакансене хӑйсене хӑратса пӑрахса тата итлесе тӑракансене тӗлӗнтерсе ярса, вӗсем пӗр-пӗрин ҫине чӑннипе мӗн тери япӑх пӑхни йӑлтах куҫ умне тухса тӑрать, халӗ ӗнтӗ нимӗне те хупӑрламан чаршав хирӗҫсе кайнисен хушшинче пӗр усӑсӑр сулланса ҫапкаланать, вӑл сире хӑвӑр унпа хӑҫантанпа улталанса пурӑннине ҫеҫ аса илтерет.
Но случится раз, совершенно неожиданно поднимется в кругу этого семейства какой-нибудь, иногда кажущийся незначащим, вопрос о какой-нибудь блонде или визите на мужниных лошадях, — и, без всякой видимой причины, спор становится ожесточеннее и ожесточеннее, под завесой уже становится тесно для разбирательства дела, и вдруг, к ужасу самих спорящих и к удивлению присутствующих, все истинные, грубые отношения вылезают наружу, завеса, уже ничего не прикрывая, праздно болтается между воюющими сторонами и только напоминает вам о том, как долго вы были ею обмануты.

XXV сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Юлашкинчен, эсир вилместӗр-тӗк, юратакан арӑмӑр, сирӗн чирӗр вӑхӑтӗнче ҫирӗм каҫ ҫывӑрманскер (ҫакӑн ҫинчен сире вӑл тӑтӑшах аса илтерет), чирлесе ӳкет, типсе хӑрма тытӑнать, асапланать, мӗнле те пулин ӗҫ тума пушшех пултарайми пулса каять, вара, сире, йӗркеллӗ сывлӑхлӑ пулса тӑнӑскере, хӑйне хӑй уямасӑр юратнине ӑшӑ кӑмӑллӑ кичемлӗхпе кӑна палӑртать, ҫак кичемлӗх кӗтмен-туман ҫӗртен хӑвӑр ҫине те, ыттисем ҫине те куҫать.
Наконец, ежели вы не умерли, любящая жена ваша, которая не спала двадцать ночей во время вашей болезни (что она беспрестанно вам повторяет), делается больна, чахнет, страдает и становится еще меньше способна к какому-нибудь занятию и, в то время как вы находитесь в нормальном состоянии, выражает свою любовь самоотвержения только кроткой скукой, которая невольно сообщается вам и всем окружающим.

XXIV сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Сирӗн тарҫӑ пур, унпа эсир ҫирӗм ҫул пурӑнатӑр ӗнтӗ, ӑна эсир хӑнӑхса ҫитнӗ, вӑл сирӗншӗн савӑнсах тӑрӑшать, мӗншӗн тесен кӑнтӑрла тӑраничченех ҫывӑрать тата хӑй ӗҫшӗн шалу илет, анчах арӑму ӑна сире пӑхма чарать.
У вас есть слуга, с которым вы живете уж двадцать лет, к которому вы привыкли, который с удовольствием и отлично служит вам, потому что днем выспался и получает за свою службу жалованье, но она не позволяет ему служить вам.

Ҫӗрле каллех вӗриленсе каятӑр, эсир манӑҫӑнасшӑн, анчах сирӗн юратакан арӑмӑр, ырханскер, шурса кайнӑскер, сайра хутран ассӑн сывласа, — пӗчӗк лампӑн аран палӑракан ҫутинче хӑвӑра хирӗҫ кресло ҫинче ларнӑ май кӑшт хускалкаланиех, кӑшт сасӑ кӑларниех сире тарӑхтарать, вӗчӗрхентерет.
Ночью у вас снова жар, вы хотите забыться, но любящая жена ваша, худая, бледная, изредка вздыхая, в полусвете ночника сидит против вас на кресле и малейшим движением, малейшим звуком возбуждает в вас чувства досады и нетерпения.

Эсир вуласшӑн — анчах юратакан арӑмӑр ассӑн сывласа сире ҫапла калать: эсир мана итлес ҫуккине эпӗ пӗлетӗп, ман ҫине ҫиленетӗр ӗнтӗ, анчах эпӗ ҫакна хӑнӑхса ҫитнӗ, — сире вуламасан лайӑхрах; эсир пӳлӗм тӑрӑх ҫӳресшӗн — сире ҫакна та тумасан лайӑхрах; эсир хӑвӑр патӑра килнӗ тусӑрпа калаҫасшӑн — сире ҫакна та тумасан лайӑхрах; эсир хӑвӑр патӑра килнӗ тусӑрпа калаҫасшӑн — сире калаҫманни лайӑхрах.
Вы хотите читать — любящая жена с вздохом говорит вам, что она знает, что вы ее не послушаетесь, будете сердиться на нее, но она уж привыкла к этому, — вам лучше не читать; вы хотите пройтись по комнате — вам этого тоже лучше не делать; вы хотите поговорить с приехавшим приятелем — вам лучше не говорить.

Пӳлӗме хутса ӑшӑтман, тирпейлемен, сире шӳрпе кӑна ҫиме юрать, ӑна пӗҫерме повара хушман, эмел илме яман; анчах юратакан арӑмӑр, ҫӗрӗпех ҫывӑрмасӑр ларнипе ывӑнса ҫитнӗскер, сирӗн ҫине ҫаплах хӗрхенӳллӗ сӑнпа пӑхать, чӗрне вӗҫҫӗн ҫӳрет тата, хӑнӑхманнипе уҫӑмсӑррӑн пӑшӑлтатса, тарҫӑсене тем тума хушать.
Комната не протоплена, не убрана; суп, который один вам можно есть, не заказан повару, за лекарством не послано; но, изнуренная от ночного бдения, любящая жена ваша все с таким же выражением соболезнования смотрит на вас, ходит на цыпочках и шепотом отдает слугам непривычные и неясные приказания.

Ирхине сире кӑштах самай пек, эсир тепӗр пӳлӗме тухатӑр.
Утром вам немного получше, вы выходите в другую комнату.

Вӑл чирлӗ пулас, анчах, кӑмӑлӑра хуҫас мар тесе, сире ҫакӑн ҫинчен каласшӑн мар; ӑна кичем пулас; анчах сирӗншӗн вӑл хӑйӗн ӗмӗрӗ тӑршшипех кичемленсе пурӑнма та хатӗр; эсир хӑвӑр ӗҫӗрпе (кирек мӗнлипе: сунара ҫӳрессипе-и, кӗнекесемпе-и, хуҫалӑхпа-и, службӑпа-и) ытлашши тӑрмашни ӑна питӗ хуйхӑртать пулас; ҫак ӗҫ сире пӗтерсе хурассине вӑл курать, — анчах шарламасть, чӑтать.
Она видимо больна, но, не желая вас огорчить, не хочет говорить вам этого; она видимо скучает, но для вас она готова скучать всю свою жизнь; ее видимо убивает то, что вы так пристально занимаетесь своим делом (какое бы оно ни было: охота, книги, хозяйство, служба); она видит, что эти занятия погубят вас, — но она молчит и терпит.

Эсир ялта сире хӑйне хӑй уямасӑр юратакан арӑмӑрпа иксӗр пурӑнатӑр, тейӗпӗр.
Вы одни живете в деревне с своей женой, которая любит вас с самоотвержением.

Лайӑх ҫинӗ-и эсир, лайӑх ҫывӑрнӑ-и, савӑнӑҫлӑ-и сире, сывлӑхлӑ-и эсир — вӗсемшӗн пурпӗрех, сире ҫак ырлӑхсене пама пултараҫҫӗ пулсан та, вӗсем нимӗн те тумаҫҫӗ; анчах пуля вӗҫсе иртес ҫӗре тӑма, вута-шыва сикме, юратупа типсе хӑрма — ҫаксене тума вӗсем яланах хатӗр, май кӑна килсе тухтӑр.
Им все равно, хорошо ли вы ели, хорошо ли спали, весело ли вам, здоровы ли вы, и они ничего не сделают, чтоб доставить вам эти удобства, ежели они в их власти; но стать под пулю, броситься в воду, в огонь, зачахнуть от любви — на это они всегда готовы, ежели только встретится случай.

— Эпӗ сире юлма сӗннӗ пулӑттӑм, хӑвӑршӑн та, Дмитришӗн те, — терӗ княгиня, таҫта аяккалла пӑхса, — сирӗн вӑхӑтра туслӑх питӗ ырӑ япала.
— Я бы желала, чтоб вы остались, и для вас, и для моего Дмитрия, — заметила княгиня, глядя куда-то далеко, — в ваши года дружба славная вещь.

XXIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

— Ман шутпа, варринчен пуҫласа итлеме кичем пулмалла сире, monsieur Nicolas, — терӗ мана Софья Ивановна ырӑ кӑмӑлпа, хӑйӗнле сывласа тата хӑй ҫӗлекен кӗпен татӑкӗсене ҫавӑрса хурса.
— Вам, я думаю, скучно, monsieur Nicolas, слушать из середины, — сказала мне Софья Ивановна с своим добродушным вздохом, переворачивая куски платья, которое она шила.

— Сире кам кирлӗ?
Куҫарса пулӑш

XX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Вӑл сире курсан савӑнатех, — тӑсрӗ вӑл малалла, юлашки сӑмахсене мана каласа.
Он так рад будет вас видеть, — продолжала она, обращаясь ко мне.

XIX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эсир, хальхи ӗмӗр ҫамрӑкӗсем, хурӑнташсене хисеплеменнине, стариксене юратманнине эпӗ пӗлетӗп; анчах эсир мана, мӑнаккӑра, итлӗр, мӗншӗн тесен эпӗ сире юрататӑп, сирӗн аннӗре те юрататтӑмччӗ, кукамӑра та питӗ, питӗ юрататтӑм, хисеплеттӗм.
Я знаю, вы, молодежь нынешнего века, уж не считаете родство и не любите стариков; но вы меня послушайте, старую тетку, потому что я вас люблю, и вашу maman любила, и бабушку тоже очень, очень любила и уважала.

Хӑвӑрах пӗлетӗр-ҫке, сире Иван кнезь аҫӑрпа пӗрех вӗт.
Ведь вы знаете, что кнезь Иван вам все равно что отец.

Сире, ҫамрӑксене, алара тытмалла, тата акӑ мӗнле!..
Вас, молодежь, надо еще держать в руках, и вот как!..

Ман Этьен те, эсир ӑна астӑватӑр, вӑл сире виҫҫӗмӗш сыпӑк урлӑ тивекен хурӑнташ вӗт-ха… ҫук, виҫҫӗмӗш сыпӑк урлӑ мар, мӗнле-ха, Lise?
И мой Этьен, вы его помните, ведь он ваш троюродный… нет, не троюродный, а как это, Lise?

— Мӗн тери курас килет манӑн сире, — пуҫларӗ вӑл яланхи йӑлипе сӑмах ҫаптарма, хӗрӗсем ҫине ҫаврӑна-ҫаврӑна пӑхса.
— Как я рада вас видеть, — заговорила она с своей обыкновенной речивостью, оглядываясь на дочерей.

Валахина тӑчӗ, каҫару ыйтса ун хӑйӗн homme d`affaires-ӗпе калаҫмалли ҫинчен пӗлтерчӗ те, «эхер эсир ӗмӗрех ларма шутлатӑр-тӑк, эпӗ сире хӑваласа кӑлармастӑп» текен сӑнпа ман ҫине пӑхса илчӗ.
Валахина встала, извиняясь, сказала, что ей надо поговорить с своим homme d’affaires и взглянула на меня с недоумевающим выражением, говорившим: «Ежели вы век хотите сидеть, то я вас не выгоняю».

XVIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика