Шырав

Христоня

Ниепле каласа ӑнлантармалла мар тӗлӗнсе хытса кайнӑ Христоня, асаплӑ шӑплӑхра тӗлӗрекен пӗтӗм вӑрмана янӑратса, хыттӑн кӑшкӑрса янӑ:
С ничем не объяснимым восторгом Христоня рявкнул на весь завороженно-молчаливый лес:

Пантелей Прокофьевич, мӑкӑрич санран! — хулӑн сасӑпа мӗкӗрсе ячӗ Христоня.
Пантелей Прокофич, магарыч станови! — гаркнул Христоня.

Пас тытнӑ алӑк йынӑшса илчӗ те, пӳрте Аникушка, Христоня тата мулкач тирӗнчен ҫӗлетнӗ килпетсӗр мулахай тӑхӑннӑ Томилин Иван кӗрсе тӑчӗҫ.
Застонали схваченные морозом порожки, вошли Аникушка, Христоня, Томилин Иван в несуразно высокой заячьего меха папахе.

— Йытӑ ҫинчи пекех ӳт илсе ларать, — ҫилӗллӗн мӑкӑртатрӗ Христоня.
— Загоится, как на собаке, — урчал Христоня.

Христоня кӑвак ҫутӑпа тин таврӑнчӗ.
Христоня вернулся на рассвете.

Службӑра пӗрле пулнӑ казаксенчен пӗри хӑйӗнпе хирӗҫме пуҫланине кура Христоня мӗкӗрсе ячӗ:
Христоня рычал, отбиваясь от нападавшего на него полчанина:

Тинех кӑмӑлӗ тулнӑ Христоня тек шарламарӗ, тепӗр оратор сӑмахӗсене унчченхи пекех тимлӗн тӑнласа тӑчӗ, унтан ҫӗкленӳллӗн чӗтренсе тухакан хулӑн сассипе, ҫӗршер сасӑсене хуплантарса, пырне ҫурас пек кӑшкӑрса ячӗ: «тӗ-ӗ-ӗ-ӗрӗс!..»
Христоня, удовлетворенный, замолкал, слушал нового оратора с прежним неослабным вниманием и первый покрывал сотни голосов своим густым октавистым «верна-а-а!..»

— Кусем тата камсем? — Воронежри съезд суйласа янӑ делегатсен ушкӑнӗ ҫине кӑтартрӗ Христоня.
— А эти кто такие? — указывал Христоня на группу делегатов воронежского съезда.

— Кам ку? — Григорирен ыйтрӗ Христоня, кӗрепле пек вӑрӑм аллипе тӑсса кӑтартса.
— Кто это? — вытягивая граблястую руку, допытывался у Григория Христоня.

— К-к-кӗ-ерт аҫи!.. — Христоня ҫӑварне ҫурса пӑрахас пек карса пӑрахса кулса ячӗ, аллипе сулчӗ, унтан, тӳссе тӑраймасӑр, кӑшкӑрса ячӗ:
— С-с-сукин сын!.. — Христоня, раздирая рот улыбкой, всплеснул руками и не выдержал, загоготал:

Эсрел тулласа кайманскер!.. — хаваслӑн пӑшӑлтатрӗ Христоня.
Язви его в почки!.. — восторженно шептал Христоня.

Христоня пуҫне пӑркаласа, сӗтел хушшинче ларакан президиум ҫине сӑнаса пӑхрӗ.
Христоня, поводя головой, разглядывал сидевший за столом президиум.

— Сывви сывах та, утни-чупни пӗрешкел, — кулкаларӗ Христоня, ҫур аршӑн сарлакӑш ывҫипе Григорин пӗтӗм аллине хупласа тытса.
— Здорова, да, стал-быть, не дюже семенна, — посмеивался Христоня, забирая в свою полуаршинную ладонь всю руку Григория.

Лайӑх кӑна лапчӑтса хуратӑп та акӑ! — терӗ те Христоня, лутра пӳллӗ казака ҫӑмӑллӑн ҫӗклесе, хӑй умӗнчен аяккалла сирсе тӑратрӗ, малалла хирӗнсе утрӗ.
Раздавлю, стал-быть! — пообещал Христоня и, легко приподняв, передвинул мелкорослого казака, шагнул вперед.

— Манран ан юл эсӗ, — ӗхлетсе илчӗ Христоня, чавсине ӗҫе ярса.
— Держи за мной, — закряхтел Христоня, работая локтями.

Мелехов Григорин хваттерне шыраса тупса, Иван Алексеевичпа Христоня унта кӗчӗҫ, анчах Григорий килте пулмарӗ.
Разыскав квартиру Мелехова Григория, Иван Алексеевич и Христоня узнали, что его дома нет.