Шырав

Москалев

Тухса кайнӑ чухне, Москалев пӗр секундлӑха алӑк анинче чарӑнса тӑрать, анчах, вӑл хӑй никама та хӑйӗн хӳри ҫине пусма ирӗк паман пулин те, калла ҫавӑрӑнса пӑхмасть, хытӑ кӑна ӳсӗрсе илет те, вагон площадки ҫинчен ҫӗре йывӑррӑн пусса анать, вара машина ҫине сарӑлса ларсан тин: «Да-а-а», — тесе ярать.
Уходя, Москалев задержался в дверях на секунду, но не обернулся, хотя он на хвост себе наступать никому не позволял, кашлянул густо, тяжело спустился с вагонной площадки и только уже — развалясь в машине — проговорил: «Да-а-а».

(Москалев пур пӳрнисене те ҫӳҫӗ ӑшне чиксе ярать.)
(Москалев залез пятерней в волосы.)

Москалев, кулкаласа, пуҫне суллакаласа илчӗ.
Москалев, усмехаясь, помотал головой.

Ҫапла каланипе пӗрлех, Москалев — хӑйне итлекенсен шухӑшӗсем мӗнле улшӑнасса та «асӑрхать», анчах итлекенсем унпа пӗртте килӗшменни уҫҫӑнах палӑрать.
Говоря все это, Москалев «учитывал» впечатление, и оно складывалось не в его пользу.

Ку — кирӗк кӑна! — кӑшкӑрса ярать Москалев.
Это накипь! — крикнул Москалев.

— Царицына паек ҫине лартмалла пулать иккен! — кӑшкӑрать те Москалев, сӗтеле хӑй патӗнчен тӗртсе ярасшӑн пулать, анчах сӗтелли тапранмасть.
— Посадить Царицын на паек! — Москалев попробовал толкнуть от себя стол — он не сдвигался.

— Эпӗ ҫапла тума сӗнетӗп, — тет Сталин (Москалев Ленин телеграммине вуласа, ӑна ним чӗнмесӗрех сӗтел ҫийӗпе Ерман еннелле тӗртнӗ хушӑра), — тырра ҫакӑн пек ниме юрӑхсӑр салатмалла мар тӑвасси ҫинчен ӗҫтӑвкомра сӳтсе явмалла пулать.
— Мое предложение, — сказал Сталин (покуда Москалев читал телеграмму и затем молча подвинул ее по столу — Ерману), — поставить в исполкоме вопрос о прекращении безобразного разбазаривания хлеба.

— Кӑна паян ҫул ҫинче илнӗ, — тесе, вӑл Москалев умне, сӗтел ҫине, Ленин алӑ пуснӑ телеграммӑна хучӗ:
— Это получено сегодня в пути, — он положил на стол перед Москалевым телеграмму, подписанную Лениным:

Москалев пушшех те мӑшлатма тытӑнать, анчах та, ҫавӑнтах вӑл тавлашма кирлӗ маррине ӑнланса илчӗ:
Москалев гуще засопел, но понял, что ссориться не надо.

Москалев, куҫӗсене хӗссе кантӑк ҫинелле пӑхнӑ май: — Ик-виҫӗ кун… — тесе хучӗ.
Москалев ответил, прищуриваясь на окно: — Дня два-три…

Ӑна пуринчен малтан — вагон кантӑкӗсене куҫӗсемпе хыпаласа тӑракан Москалев курать.
Первым, шаря глазами по окнам вагонов, увидел его Москалев.

Носович, Москалев патне хыҫалтан пырать те, хуллен: — Ҫапах та, оркестр чӗнмелле марччӗ-ши пирӗн? — тесе ыйтать.
Носович, подойдя со спины к Москалеву, спросил осторожно: — А не вызвать нам оркестр все-таки?

— Кам? — хытӑ сасӑпах ыйтать Москалев.
— Кто? — громко спросил Москалев.

Вӑл, сӗтел хушшинче ларакан ҫынсене хӑвӑрт пуҫ тайса илет те, Москалев патне пырса, ӑна хӑлхинчен пӑшӑлтатса калать:
Быстро кивая сидящим за столом, подошел к Москалеву и зашептал ему на ухо.

Эпӗ хамӑр ҫулпуҫӑмӑр ячӗпе, пире командӑллӑ вырӑнсем патне ертсе пыракан Москалев юлташ ячӗпе ӗҫетӗп.
Я пью за нашего вождя — товарища Москалева, ведущего нас к командным высотам.

— Революци вӑл, юлташсем, — хум ҫӗкленни пек, — ӑнлантарать Москалев, аллисемпе сарлакан хӑлаҫланса.
— Революция, товарищи, — это взлет, волна, — Москалев, сделал широкий жест.

Москалев, кӑна ырламасӑр, пуҫне строгӑн суллакаласа илет.
Москалев строго, неодобрительно покачал головой: