Шырав

Кирила

Хӑшӗ-пӗрисем ӑна кура Дубровский пек пулма хӑтланса, кӳршӗ улпута ҫав тери парӑнса тӑрасран хӑтӑлма пӑхнӑ иккен те, анчах Кирила Петрович ҫийӗнчех вӗсен сехрине хӑпартса, унашкал хӑтланассинчен яланлӑхах пистернӗ, пӗр Дубровский кӑна вӑл картана кӗмесӗр юлнӑ.
Некоторые пытались было ему подражать и выйти из пределов должного повиновения, но Кирила Петрович так их пугнул, что навсегда отбил у них охоту к таковым покушениям, и Дубровский один остался вне общего закона.

Пурте вара мӑнкӑмӑллӑ Троекуровпа унӑн чухӑн кӳрши хушшинчи татуллӑ пурӑнӑҫа ӑмсаннӑ, лешӗ Кирила Петрович сӗтелӗ хушшинче ларнӑ чухне те, хӑй шухӑшӗ кил хуҫи кӑмӑлне килни-килменнине уямасӑрах, тӳррӗн каласа пама хӑйнинчен тӗлӗннӗ.
Все завидовали согласию, царствующему между надменным Троекуровым и бедным его соседом, и удивлялись смелости сего последнего, когда он за столом у Кирила Петровича прямо высказывал свое мнение, не заботясь о том, противуречило ли оно мнениям хозяина.

Андрей Гаврилович, пуҫне пӑркаласа, ӑна хирӗҫ яланах ҫапла каланӑ: «Ҫук, Кирила Петрович, ман Володька Мария Кирилловнӑн упӑшки пулаймӗ. Чухӑн дворянинӑн, ачаш арӑм тарҫийӗ пуличчен, чухӑн дворянкӑна качча илсе кил хуҫи пулни аванрах пулӗ», –тенӗ.
Андрей Гаврилович качал головою и отвечал обыкновенно: «Нет, Кирила Петрович: мой Володька не жених Марии Кириловне. Бедному дворянину, каков он, лучше жениться на бедной дворяночке да быть главою в доме, чем сделаться приказчиком избалованной бабенки».

Кирила Петрович хӗрӗ ашшӗ килӗнче ҫитӗннӗ, вӑл вара час-часах Дувровскине: «Итле-ха, тӑванӑм, Андрей Гаврилович, сан Володькунтан путлӗ ҫын тухсан, вӑл ҫара ҫерҫи пек ҫара пулин те, хамӑн Машӑна ӑна качча та парӑп-и тен», — тенӗ.
Дочь Кирила Петровича росла в глазах родителя, и Троекуров часто говаривал Дубровскому: «Слушай, брат, Андрей Гаврилович: коли в твоем Володьке будет путь, так отдам за него Машу; даром что он гол как сокол».

Кирила Петрович, ӗмӗрне те никам патне кӗрсе тухма кӑмӑлламанскер, час-часах хӑйӗн ӗлӗкхи тусӗ патне юлташла кӗрсе тухнӑ.
И Кирила Петрович, отроду не удостоивавший никого своим посещением, заезжал запросто в домишко своего старого товарища.

Кирила Петрович, ҫакна пӗлсен, ӑна хӑй хӳтлӗхне йышанма пулнӑ.
Кирила Петрович, узнав о том, предлагал ему свое покровительство.

Вӑхӑтран вӑхӑт ку хӗрсенчен хӑш-пӗрисене Кирила Петрович качча панӑ та, вӗсен вырӑнне урӑх крепостной хӗрсене илнӗ.
От времени до времени Кирила Петрович выдавал некоторых из них замуж, и новые поступали на их место.

Флигелӗн чӳречисене йывӑҫ решоткӑпа тыттарнӑ, алӑкӗсене ҫӑрапа питӗрнӗ, ҫӑраҫҫийӗсене Кирила Петрович хӑй аллинче усранӑ.
Окна во флигеле были загорожены деревянною решеткою; двери запирались замками, от коих ключи хранились у Кирила Петровича.

Йӑлара Кирила Петровичӑн вӗренмен этем тӑвакан мӗн пур киревсӗр енӗсем пурте палӑрнӑ.
В домашнем быту Кирила Петрович выказывал все пороки человека необразованного.

Ҫавӑн пек хӑраса пӑхӑннисене Кирила Петрович хӑйне тивӗҫлӗ парӑм вырӑнне шутланӑ.
Кирила Петрович принимал знаки подобострастия как надлежащую дань.

Темиҫе ҫул каялла хӑйӗн поместьисенчен пӗринче ӗлӗкхи вырӑс улпучӗ, Кирила Петрович Троекуров, пурӑннӑ.
Несколько лет тому назад в одном из своих поместий жил старинный русский барин, Кирила Петрович Троекуров.