Шырав

Жюли

Сторешников калама ҫук хавасланчӗ: хавасланмасӑр — вӑл аран-аран Жан хыҫҫӑн ерсе ҫӳрет-ҫке-ха, Жан аран-аран Серж хыҫҫӑн ҫӳрет, Жюли — Сержпа пӗрле пулакан француженкӑсем хушшинчи француженкӑсенчен чи лайӑхраххи, — чыс, ҫав тери пысӑк чыс!
Сторешников был в восторге: как же? — он едва цеплялся за хвост Жана, Жан едва цеплялся за хвост Сержа, Жюли — одна из первых француженок между француженками общества Сержа, — честь, великая честь!

— М-lle Жюли, эсир мана ыран хӑвӑр пата пыма ирӗк паратӑр пулсан, эпӗ сирӗн пата унӑн пушмакне илсе пырӑп.
— Если, вы позволите мне завтра явиться к вам, m-lle Жюли, я буду иметь честь привезти к вам ее башмак.

— Жюли, кӑна калаканни вӑл Карасен мар, — луччӑ ӑна Карамзин те эсӗ, Карамзин историк, анчах вырӑс историкӗ мар, тутар историкӗ пулнӑ, — акӑ сана пирӗн типсем тӗрлӗрен пулнине ҫӗнӗрен ӗнентерӳллӗ кӑтартса пани.
— Жюли, это сказал не Карасей, — и лучше зови его: Карамзин, — Карамзин был историк, да и то не русский, а татарский, — вот тебе новое доказательство разнообразия наших типов.

Эпир, Жюли, йӑхсене пӗрлештернипе пулнӑ, финнсем пек шурӑ ҫӳҫлисенчен пуҫласа («Ҫапла, ҫапла, финнсем», терӗ француженка хӑй ӑшӗнче) хурисем патне ҫитиччен, Итали ҫыннисенчен чылай хурараххисем патне ҫитиччен, — кусем вӗсем тутарсем, монголсем («Ҫапла, монголсем, пӗлетӗп», шухӑшларӗ француженка хӑй ӑшӗнче), — вӗсен юнӗ пирӗн юнпа нумай хутшӑннӑ!
А мы, Жюли, смесь племен, от беловолосых, как финны («Да, да, финны», — заметила для себя француженка), до черных, гораздо чернее итальянцев, — это татары, монголы («Да, монголы, знаю», — заметила для себя француженка), — они все дали много своей крови в нашу!

— Савнӑ Жюли, илемлӗх енчен пирӗн наци, сирӗн наци пекех, пӗр сӑнлӑ тесе эсӗ ахалех шутлатӑн.
— Ты напрасно думаешь, милая Жюли, что в нашей нации один тип красоты, как в вашей.

— Эсӗ, Жюли, ҫав тери нумай пакӑлтатрӑн ӗнтӗ, ҫавӑнпа унне мар, сан пуҫна кӗл сапмалла, — терӗ офицер, — эсӗ грузинка текенни шӑпах вырӑс хӗрӗ вӗт вӑл.
— Ты наговорила столько вздора, Жюли, что не ему, а тебе надобно посыпать пеплом голову, — сказал офицер, — ведь та, которую ты назвала грузинкою, — это она и есть русская-то.

— m-lle Жюли, ан ӗненӗр ӑна, — терӗ статски, — вӑл сире чӑннипе каламасть, хӑй, вырӑс хӗрӗшӗн француз хӗрне пӑрахнине пӗлсен, эсир ҫилленесрен хӑрать.
— Не верьте ему, m-lle Жюли, — сказал статский, — он боится открыть вам истину, думает, что вы рассердитесь, когда узнаете, что он бросил француженку для русской.