Шырав

Шырав ĕçĕ:

таса сăмах пирĕн базăра пур.

таса (тĕпĕ: таса) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Бульвар тӑрӑх пирӗн ҫумпа таса тӑхӑннӑ ҫынсем: мӑнтӑр улпут майрисем чиновниксем, офицерсем утса ирте-ирте ҫӳретчӗҫ; кукка якалса кайнӑ кӗрхи пальто, лучӑрканса пӗтнӗ картус тата хӗрлӗрех тӗслӗ атӑ тӑхӑннӑччӗ те хӑй костюмӗнчен вӑтанса пулас, хӗсӗнкелесе ларатчӗ.
По бульвару мимо нас ходила чистая публика: пышные барыни, чиновники, офицеры; дядя был одет в потертое осеннее пальто, измятый картуз, рыженькие сапоги и ежился, видимо, стесняясь своим костюмом.

XX. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Таса, тирпейлӗ ҫӳрекен Уҫӑп мана сасартӑк кочегар Якку евӗрлӗ туйӑнса каять, — ҫав Яккушӑн пурте пурпӗрехчӗ.
Чистенький, аккуратный, Осип вдруг кажется мне похожим на кочегара Якова, равнодушного ко всему.

Перӗнсе вилнӗ ҫын ҫинчен городовоя пӗлтерсен, эпӗ вӑр-варах каялла таса пытӑм, анчах ҫав вӑхӑтра октавист вилӗ ҫыннӑн эрехне ӗҫсе янӑ та, мана пушӑ кӗленчипе суллакаласа кӗтсе илчӗ.
Известив о самоубийстве городового, я быстро прибежал назад, но за это время октавист допил водку покойника и встретил меня, размахивая пустой бутылкой.

XIX. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Вара пустуй япаласем пурте, ниме кирлӗ мар сӑмахсемпе шухӑшсем пурте, йӑлӑхтарса ҫитернӗ килӗшӳсӗр япаласем пурте, трактир таврашӗнчен йӑлтах — тӗтӗм сирӗлнӗ пек тӗлӗнмелле сирӗлсе саланса каятчӗҫ; пурин ҫинелле те урӑхла пурӑнӑҫ сывлӑшӗ, юратассипе те хурланассипе пулнӑ, шухӑша яракан таса пурӑнӑҫ ҫине килсе тӑратчӗ.
И все пустяки, вся дрянь слов и намерений, всё пошлое, трактирное чудесно исчезало дымом; на всех веяло струей иной жизни — задумчивой, чистой, полной любви и грусти.

— Эх, тӗтре анчӗ-ҫке таса уй-хирелле, Хупласа хучӗ инҫетелли ҫулсене…
Эх, уж как пал туман на поле чистое, Да призакрыл туман дороги дальние…

Унтан яланах ҫу, пулӑ шӑршийӗ кӗрет; анчах унӑн хӑйӗн шӑрши, таса та лайӑх шӑрши пур, вӑл тин ҫеҫ каснӑ йывӑҫ шӑрши евӗрлӗ туйӑнать.
От него всегда пахнет маслом, ворванью; но у него есть свой запах, здоровый и приятный, он напоминает запах свежесрубленного дерева.

XVII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

— Ун пек-и, ун пек мар-и, а эпӗ, ачасем, таса халӑха, вырӑс халӑхне юрататӑп, куҫӗ тӳрӗ пултар!
— Так ли, нет ли, а я, братцы, люблю чистый народ, русский, чтобы глаз был прямой!

Эпӗ сӗмсӗрленсех Тургенева вулатӑп та унӑн пурте пит ӑнланмалла пулнинчен, пурте кӗркуннехи пек витӗр курӑнса тӑнинчен, унӑн ҫынӗсем пит таса пулнинчен тата вӑл йӑвашшӑн та ыррӑн каласа пӗлтернисем пурте пит лайӑххинчен тӗлӗнетӗп.
Я с жадностью читаю Тургенева и удивляюсь, как у него всё понятно, просто и по-осеннему прозрачно, как чисты его люди и как хорошо всё, о чем он кротко благовестит.

XVI. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Мунчаран килсен тусанлӑ та чыссӑр вырӑнсем ҫине выртатчӗҫ — таса марри тата усал шӑршӑсем кӗни никама та пӑшӑрхантармастчӗ.
Приходя из бани, ложились в пыльные и грязные постели — грязь и скверные запахи вообще никого не возмущали.

XIV. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

— Святойсем ҫылӑхлӑ хӗрарӑмсемпе ҫылӑха кӗреҫҫӗ пулсан, паллах, демона таса чунпа ҫылӑха кӗресси илӗртет ӗнтӗ…
— Ежели святые грешат с грешными женщинами, то, конешно, Демону лестно согрешить с душой чистой…

Вӑл хӗрӗх ҫултан иртнӗскер, анчах унӑн лаша куҫӗсем пек, мӑн куҫлӑ, тапранкаламан, ҫаврака сӑнӗ-пичӗ таса та яка, пӗчӗк ҫӑварӗ, йӳн йышши пуканен пек, сӑрланӑ пек туйӑнать.
Ей за сорок лет, но круглое, неподвижное лицо ее, с огромными глазами лошади, свежо и гладко, маленький рот кажется нарисованным, как у дешевой куклы.

XIII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Тата лартассине те тӗрӗс лартман — пӗри ҫӳлелле сӑмса ҫинелле пӑхать, теприне тӑнлав ҫинелле куҫарсарах лартнӑ ҫавӑнпа та сӑнӗ святойла таса мар, ҫӗр ҫинчи йышши пек, чее пулса тухнӑ.
Да и неверно поставлены — один заглянул в переносье, другой на висок отодвинут, и вышло личико не свято-чистое, а хитрое, земное.

Кураҫҫӗ вӗсем — Днепр ҫучӗ ҫинче Таса шӑмӑсем… вӗсен витӗр Кӑлкан та шӑтать, ҫилачи шӑхӑрать; Тусан — хуратать, ҫумӑршыв — шуратать.
И видят – на холме, у брега Днепра, Лежат благородные кости; Их моют дожди, засыпает их пыль, И ветер волнует над ними ковыль.

Пӗлӳҫӗ Олег ҫинчен хунӑ юрӑ // Митта Ваҫлейӗ. Александр Пушкин. Пӗлӳҫӗ Олег ҫинчен хывнӑ юрӑ. — Тӑван Атӑл, 1955, 1(55)№, 115–116 с.

Хӑйсен кӑтрисем сӑрт ҫинчи шур юр пек, Таса ирхи юр йӑлтӑравӗ.
И кудри их белы, как утренний снег Над славной главою кургана…

Витсемӗр паха хурассан кӗҫҫипе, Атте улӑхне леҫсе ярӑр; Апатлӑр ҫуртарнӑ пӑри тӗшшипе, Таса ҫӑл шывпе шӑварайӑр…»
Покройте попоной, мохнатым ковром; В мой луг под уздцы отведите; Купайте; кормите отборным зерном; Водой ключевою поите».

Олег кулса илчё; анчах та таса Сӑн-пичё кӗҫех салхуланчӗ.
Олег усмехнулся — однако чело И взор омрачилися думой.

Тухать ӑна хирӗҫ хура вӑрмантан Таса чунхаваллӑ асамҫӑ, Килес кунсене юмласа чухлакан, Перун хӑватне пуҫҫапанҫӑ; Аслать, ӑрӑмлать вӑл тӗнче тупсӑмне.
Из тёмного леса навстречу ему Идёт вдохновенный кудесник, Покорный Перуну старик одному, Заветов грядущего вестник, В мольбах и гаданьях проведший весь век.

Таса та витӗр курӑнакан сывлӑшра тӑри хура пӑнчӑ пек ҫакӑнса тӑрса таттисӗр янӑранӑ.
В чистом, прозрачном воздухе черной точкой висел жаворонок и беспрестанно звенел.

Прицепщик Терентий Петрович // Леонид Агаков. Троепольский, Г. Н. (1905-1995). Вунҫиччӗмӗш Прохор тата ыттисем: (агроном ҫырса пынисем). [Л. Я. Агаков куҫарнӑ]. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 132 с. — 109–130 с.

Анчах Костя Клюев, ҫав тери тӑрӑшакан тата таса чунлӑ каччӑ, уҫҫисене ҫапах та ҫухатнӑ — унӑн пысӑк аллисенче пӗчӗк япаласем тытӑнса тӑман.
Но Костя Клюев, такой старательный и честный парень, все-таки терял ключики не держались в его крупных руках мелкие вещи.

Ҫеремӗ ҫӗрсе каять те ҫӳлте тырӑ лайӑх ӳсмелли таса сий пулать.
Стерня та перепреет, а наверху, значит, будет чистый плодородный слой.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика