Шырав

Шырав ĕçĕ:

пушӑ сăмах пирĕн базăра пур.

пушӑ (тĕпĕ: пушӑ) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Яков пуяс шухӑшпа пурӑнать, вӑл лӑпкӑ пурнӑҫшӑн, урӑх ним пирки те шухӑшласшӑн мар, — унӑн чӑн-чӑн ҫын сӑнарӗ пачах та ҫук, вӑл — пӗтнӗ ҫын, пушӑ чун.
Яков жил мыслью разбогатеть, он хотел жить тихой жизнью, ни о чем другом не думать, — у него не было настоящего человеческого лица, он — погибший человек, пустая душа.

«Артамоновсен ӗҫӗ» ҫинчен // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с. — 298–300 с.

Чӳречерен сенкер пушӑ тӳпе курӑннӑ, хӑш чух ӑна тӗксӗм пӗлӗтсем хупласа лартнӑ; тӗкӗр ҫинче кӳпшек сӑн-питлӗ, хӗсӗк куҫлӑ, кӑвак сухаллӑ самӑр старик курӑннӑ.
За окном голубая пустота, иногда её замазывали облака; в зеркале отражался толстый старик с надутым лицом, заплывшими глазами, клочковатой, серой бородою.

IV сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Ҫав вӑхӑтра Артамонова Носковӑн пушӑ куҫӗсенче вӑл хӑранине е питӗ хаярланнине кӑтартакан темле ҫутӑ йӑлтӑртатнӑ пек туйӑнчӗ.
И Артамонову показалось, что в пустых глазах Носкова светится что-то боязливое или очень злое.

— Эх, эсӗ те ҫав, пушӑ куҫ…
— Эх ты, пустоглазый…

Вӑл, садалла тухакан чӳрече умӗнче ниме кирлӗ мар аллисене чӗркуҫҫисем ҫине хурса, пушӑ куҫӗсемпе пӗр тӗле тӑрӑнса ларакан ватӑ арӑмӗ патне кайнӑ та, унпа юнашар ларса, лӑркама тытӑннӑ:
Он шёл к старухе жене, сидевшей у окна в сад, положив на колени ненужные руки, уставя пустые глаза в одну точку; он садился рядом с нею и зудел:

— Пӑх-ха эсӗ, ухмах, — сӑмах хушрӗ Тихон, пӗр хушӑ тӑхтасан, унтан аллине йытӑ патнелле тӑсрӗ, анчах ӑна ҫавӑнтах чӗркуҫҫи ҫине хучӗ, вара Яков хӑйӗн сӑмахӗсене кӑлӑхах каланине, вӗсем пушӑ вырӑна ӳкнине туйрӗ те темшӗн Тихона асӑрхаттарчӗ:
— Ишь ты, дурак, — не сразу отозвался Тихон, протянул руку к собаке, но тотчас опустил её на колено, а Яков почувствовал, что слова его сказаны напрасно, упали в пустоту, и зачем-то предупредил Тихона:

Телейсӗр, никам ӑнланман, никам хакламан, анчах лайӑх ҫынна шухӑшласа кӑларма пӗр вӑхӑтрах кӑмӑллӑ та, хурлӑхлӑ та пулнӑ; вӑл ҫынна ним ҫукран, шӑрӑх кунсенче шурлӑхсем ҫинче, кӑвак тӗслӗ пушӑ ҫӗрте шурӑ тӗтӗм пек пӗлӗтсем пулса тӑнӑ пекех, шухӑшласа кӑларма ҫӑмӑл пулнӑ.
Было и сладостно и горько выдумывать несчастного, непонятого, никем не ценимого, но хорошего человека; выдумывался он так же легко, так же из ничего, как в жаркие дни над болотами, в синей пустоте, возникал белый дым облаков.

III сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Артамонова сасартӑк кичемлӗх пусса илчӗ, ун умӗнче темле пӳлӗм алӑкӗ уҫӑлнӑ пек, ҫав пӳлӗмре пур япаласем те палланӑ, ҫав тери йӑлӑхтарса ҫитернӗ, ҫавӑнпа та пӳлӗм пушӑ пулнӑ пек курӑннӑн туйӑнчӗ.
Артамонова вдруг обняла скука, как будто пред ним широко открыли дверь в комнату, где всё знакомо и так надоело, что комната кажется пустой.

Асра урнӑ пек ӳсӗр ҫынсен тӗлӗнмелли кӗлеткисем, юрӑ сӑмахӗсем, шӑллӗ команда панӑ пек калаҫнин сыпӑкӗсем мӗлтлетсе иртрӗҫ, такамӑн ӑнсӑртран асӑрханӑ куҫӗсем йӑлтӑртатрӗҫ, анчах пуҫра пурпӗрех пушӑ та тӗксӗм пулчӗ; ӑна ҫинҫе кӑна, чӗтресе тӑракан ҫутӑ витӗрех шӑтарса тухнӑ пек, ҫав ҫутӑра, тусан пӗрчисем евӗр, ҫынсем ташласа, ҫаврӑнкаласа, темле пит те кирлӗ ӗҫ ҫинчен шухӑшлама кансӗрленӗ пек туйӑнчӗ.
В памяти мелькали странные фигуры бешено пьяных людей, слова песен, обрывки командующей речи брата, блестели чьи-то мимоходом замеченные глаза, но в голове всё-таки было пусто и сумрачно; казалось, что её пронзил тоненький, дрожащий луч и это в нём, как пылинки, пляшут, вертятся люди, мешая думать о чём-то очень важном.

Пӗр вунӑ ҫын — хӗрлӗ сухаллӑ, кукша пуҫлӑ, кӑвакарма тытӑннӑ ҫӳҫ-пуҫлӑ ҫынсем, сӗтел хушшинче тӳсӗмсӗр йӑшаланкаласа ларнӑ; темиҫе пушӑ пукан хушшинче пӗрине чечексемпе илемлетнӗ.
Человек десять рыжих, лысых, седоватых людей нетерпеливо сидели за столом; среди нескольких пустых стульев один был украшен цветами.

Ӑна вӑл ҫара стенасемлӗ пысӑк та пушӑ пӳлӗмре курнӑччӗ; пӳлӗмӗн виҫӗ пайӗнчен пӗрине бутылкӑсем, тӗрлӗ тӗслӗ черккесем, чечексемпе улма-ҫырла вазисем, вӑлча хунӑ кӗмӗл пӗчӗк витресем тата шампански эрех лартса тултарнӑ сӗтел йышӑнса тӑнӑ.
Он видел её в большой, пустой комнате с голыми стенами; треть комнаты занимал стол, нагруженный бутылками, разноцветным стеклом рюмок и бокалов, вазами цветов и фрукт, серебряными ведёрками с икрой и шампанским.

— Тавтапуҫ, — терӗ Илья, пушӑ чей куркине аяккалла тӗртсе; ашшӗ ун ҫине чалӑшшӑн пӑхрӗ те, хӑйне хӑлхинчен туртса, хуллен кулса илчӗ.
— Благодарю, — сказал Илья, отодвигая пустую чашку; отец искоса взглянул на него и усмехнулся, дёрнув себя за ухо.

II сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

— Кай, пушӑ куҫ…
— Иди, пустоглазый…

— Эсӗ ун чӗлхине чар пӑртак, — хушса хучӗ Петр Никоновӑн пушӑ сӑнӗ ҫине чалӑшшӑн пӑхса илсе, ҫав вӑхӑтрах: «Вӑт, ӗҫе епле ансат тума пулать» — ҫӑмӑллӑн шухӑшларӗ вӑл.
— Ты ему придержи язык, — добавил Пётр, искоса взглянув в пустое лицо Никонова и облегчённо думая: «Вот как просто».

Петр хӑйӗн чӗри пушӑ пулнине туйса тата Никитӑна мӗн каламаллине пӗлмесӗр, ун патне кайма та хӑраса тӑчӗ.
Петр боялся идти к брату, чувствуя себя пустым, не зная, что сказать Никите.

I сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Житейкин пушӑ куҫлӑ, ҫап-ҫаврака ҫын пулнӑ, вӑл чӗрӗ чустаран тунӑ пек туйӑннӑ, ҫавӑнпа та ӑна ҫынсем «Ӑшаласа ҫитерейменскер» тенӗ.
Житейкин пустоглазый человек, по прозвищу Недожаренный, кругленький и действительно сделанный как бы из сырого теста.

Эсӗ пӑх-ха, хуняҫу пушӑ вырӑнтах мӗн туса тултарчӗ…
Ты гляди, что свёкор-то на пустом месте настроил…

Садра, ҫӑка айӗнче, Илья Артамонов Гаврила Барский, ҫураҫнӑ хӗрӗн хреснашшӗ Помялов, сӑран тӑвакан пушӑ куҫлӑ Житейкин тата урапасем сутакан Воропонов ҫаврака сӗтел хушшинче пыллӑ сӑра ӗҫеҫҫӗ.
А в саду под липой, за круглым столом, сидят, пьют брагу Илья Артамонов, Гаврила Барский, крёстный отец невесты, Помялов и кожевник Житейкин, человек с пустыми глазами, тележник Воропонов.

Вӑл пушӑ: бензин е юхмасть, е пачах пӗтнӗ.
Он был пуст: бензин либо не проходил, либо вопреки расчету кончился.

Вуннӑмӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

Вӑл пушӑ мар, эсир ӑна паян кӗтсе те илеймӗр, тен, — ҫирӗппӗн те кӑшт куларах хирӗҫлерӗ Тополев.
Да и занят он, вы его сегодня вряд ли дождетесь, — твердо и с некоторой иронией возразил Тополев.

Саккӑрмӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика