Шырав

Шырав ĕçĕ:

сӑмахсене (тĕпĕ: сӑмах) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Ҫак сӑмахсене калама Таньӑна ҫӑмӑл пулман, унӑн пичӗ хӗп-хӗрлӗ хӗрелчӗ.
Ей было нелегко высказать это, кровь залила ее лицо.

Улттӑмӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

Таньӑпа пӗччен куҫа-куҫӑн юлсан, вӑл хӑй юратнине урӑх пытарса усраймастӑп тесе калама та шутларӗ, анчах Таня хирӗҫлесе каланисене ку таранччен ҫӑмӑллӑнах итлеме пултарчӗ пулсан, халӗ вара ун пек сӑмахсене итлеме хӑракан пулчӗ.
Оставаясь с ней наедине, он решался было сказать, что не может больше таить в себе чувство, но если раньше он легко воспринимал ее отповеди, то сейчас страшился их услышать.

Пиллӗкмӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

— Хӑраса ан ӳк, Александр Иванович, эпир хыттӑнах калаҫрӑмӑр, анчах ҫак сӑмахсене чӗрере тытса усрасси хӑвӑн ирӗк.
— Не пугайся, Александр Иванович, мы ведем резковатый разговор, но ты волен не принимать его близко к сердцу.

Тӑваттӑмӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

Батманов тӗртсе каланӑ сӑмахсене илтсен, Роговӑн кӑмӑлӗ хуҫӑлчӗ.
Рогов был подавлен словами Батманова и тоном, каким они были произнесены.

Ку сӑмахсене илтнипе тӗлӗнсе кайнӑ Алексей Залкинд ҫине ҫӗнӗлле пӑха пуҫларӗ, чӑнах та, парторг ачаранпа палланӑ ҫын пекех, юратнӑ кӗнеке геройӗ пекех туйӑнать.
Пораженный этой мыслью Алексей новыми глазами воззрился на Залкинда, словно тот и в самом деле был героем книги, знакомой ему и близкой с детства.

Виҫҫӗмӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

Ҫак сӑмахсене илтсен, Залкинд сасартӑк сиксе тӑчӗ, ӑшӗ вӑрканипе пӳлӗм тӑрӑх уткалама пуҫларӗ.
При этих словах Батманова Залкинд порывисто встал и в волнении зашагал по комнате.

— Пустуй япала, — терӗ Мирон хаяррӑн; Яковлев тухтӑр яланхи пекех кулкаласа ларчӗ, Яков Артамонов ку сӑмахсене Нестеренко пӗлсен мӗн пуласси ҫинчен шухӑшларӗ…
— Чепуха, — резко сказал Мирон; доктор Яковлев, как всегда, усмехался, а Яков Артамонов думал, что если эти речи станут известны жандарму Нестеренке…

IV сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

— Эсир сӑмахсене калас тӗлӗшпе асӑрхануллӑрах пулман, тесе шутлатӑп эпӗ, ӑна ӗненсех тӑратӑп, тес пулать.
— Я думаю, я почти уверен, что вами была допущена некоторая неосторожность в словах.

Нестеренко ятарласах вӑраххӑн, сӑмахсене тӑсса каларӗ:
А Нестеренко говорил с медленностью — явно нарочитой:

Ку сӑмахсене пурне те Мирон итлекенсене тата хӑйне вӑл Государство думинче вырӑн йышӑнма тивӗҫлине ӗнентерме каланине Яков ӑнланнӑ, анчах ҫапах та пиччӗшӗн хаяр сӑмахӗсем Якова шиклентернӗ, вӑл хай ҫӗршер рабочисем хушшинче хӳтлӗхсӗр пулнине туйса тӑнине вӑйлатнӑ.
Яков понимал, что всё это говорится Мироном для того, чтоб убедить слушателей и себя в своём праве на место в Государственной думе, а всё-таки гневные речи брата оставляли у Якова осадок страха, усиливая сознание его личной беззащитности среди сотен рабочих.

«Хӗрарӑм тӗлӗкӗсем», — шухӑшланӑ кӗҫӗн Артамонов, Алексей тетӗшӗн килӗнчи тавлашусемпе сӑмахсене итлесе; шухӑшланӑ та — хӑй ӑшӗнче кулнӑ.
«Бабьи сны», — думал Артамонов младший, слушая споры и речи в доме дяди Алексея, думал и внутренно усмехался.

Вӑл ку сӑмахсене ҫемҫен каланӑ, анчах ҫапах та ашшӗ ывӑлӗнчен сахалтарах ӑнланма пултараймасть-ҫке.
Он говорил это мягко, но всё-таки ведь не может быть, чтоб отец понимал меньше сына.

III сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Серафимӑн ҫивӗч сасси, сӑмахсене янӑратса, йӑпатуллӑн юрланӑ:
А бойкий голосок Серафима, позванивая словами, утешительно пел:

— Локтев хӑй шухӑшласа кӑларман ӗнтӗ вӑл сӑмахсене.
— Не сам же Локтев выдумал эти слова.

Унӑн янӑравлӑ сасси уйрӑммӑнах кичеммӗн: — Снилась мне юность моя, невозвратная, — тенӗ сӑмахсене каласан, Артамонов ӑна пуҫӗнчен тусла, ашшӗ пек ачашласа лӑплантарчӗ:
И когда звонкий голос её особенно печально выговаривал: Снилась мне юность моя, невозвратная — Артамонов дружески, отечески гладил её голову и утешал:

Пуринчен ытла ӑна «юрлакан чун» тенӗ сӑмахсем килӗшнӗ, вӑл сӑмахсене темле пит те тӗрӗс, хурлӑхлӑ япала пулнӑ, вӗсем ҫакӑн пек картинӑпа пӗтӗҫсе тӑнӑ: шӑрӑх кун Дрёмов хулин ҫӳп-ҫаплӑ урамӗнче ҫӳллӗ, кӑвак сухаллӑ, вилӗм пек ырхан старик тӑрать, вӑл шарманка аврине ывӑнчӑклӑн ҫавӑрать, шарманка умӗнче лӳчӗркенсе пӗтнӗ кӑвак кӗпе тӑхӑннӑ пӗр вуник ҫулхи хӗрача, пуҫне ҫӗклесе, куҫӗсене хупса, пӗтӗм вӑйне пухса, чӗтрекен сасӑпа юрлать:
Особенно нравились ему слова «певчая душа», было в них что-то очень верное, жалобное, и они сливались с такой картиной: в знойный, будний день, на засоренной улице Дрёмова стоит высокий, седобородый, костлявый, как смерть, старик, он устало вертит ручку шарманки, а перед нею, задрав голову, девочка лет двенадцати в измятом, синеньком платье, закрыв глаза, натужно, срывающимся голосом поёт:

Сасси унӑн ҫӑра, труба сасси пек, анчах ҫемҫе пулнӑ, вӑл пур ҫынсем ҫине те нихҫан илтмен сӑмахсене хура шыв юххи пек тӑкнӑ, ҫав сӑмахсем чарусӑр пӑлхантарнӑ.
Голос у него был густой, трубный, но мягкий, он обливал всех людей тёмным потоком неслыханных слов, и слова эти неотразимо волновали.

Артамонов ку сӑмахсене Никитӑна Тихон ӑна мӑйкӑчран ҫӑлса хӑварнӑ йывӑр каҫ ҫинчен аса илтерес шутпа каларӗ, анчах хӑй Никонов ачи ҫинчен шухӑшларӗ.
Артамонов сказал это, желая напомнить Никите о тягостной ночи, когда Тихон вынул его из петли, но думая о мальчике Никонове.

II сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Темӗне тинкерсе итленӗ пек, шӑппӑн, тата сӑмахсене аран-аран аса илнӗ пек, вӑраххӑн, манах мунчара ӗҫлекен ҫын евӗрлӗ самӑр питлӗ йӗкӗте-келейнике: — Сӑмавар. Ҫӑкӑр. Пыл, — терӗ.
Тихо, точно прислушиваясь к чему-то, и медленно, как бы с трудом вспоминая слова, монах говорил пухлолицему парню келейнику, похожему на банщика: — Самовар. Хлеба. Мёду.

Артамонов «пулӗ» тесе хушса хучӗ, мӗншӗн тесен малтанхи сӑмахсене каласанах, вӑл хӑйне ниепле те ӑнланасшӑн пулман ачине ҫакӑн пек минутра ку сӑмахсене калама юраманнине ҫийӗнчех тавҫӑрса илчӗ.
Артамонов прибавил — может быть — потому, что, сказав первые слова, тотчас понял: их тоже нельзя было говорить в такую минуту мальчишке, который явно не хочет понять его.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика