Шырав

Шырав ĕçĕ:

Владимир сăмах пирĕн базăра пур.

Владимир (тĕпĕ: Владимир) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

— Ҫук ӗнтӗ, эсир туса пӑхатӑп терӗр, — тепӗр хут ӗнентерсе каларӗ Владимир Михайлович.
— Нет уж, вы обещали попробовать, — убедительно повторил Владимир Михайлович.

36 // Леонид Агаков. Вигдорова Ф.А. Пурнӑҫ ҫулӗ: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956. — 484 с.

Панин Владимир Михайлович ҫине иккӗленерех пӑхать.
Панин с сомнением поглядывает на Владимира Михайловича.

Панин пуринчен ытларах ҫав чертеж ҫине мар, Владимир Михайлович питӗнчен пӑхрӗ, тем ҫинчен питӗ тӑрӑшса шухӑшланӑ пек, куҫхаршисене хускаткаласа тӑчӗ.
Панин смотрел не столько на чертеж, сколько в лицо Владимиру Михайловичу, напряженно шевеля бровями, словно соображал что-то.

Темиҫе хутчен те Владимир Михайлович Панина хӑйне киле ӑсатса яма сӗнчӗ, пӗррехинче хӑй патне темле кӗнеке илме ячӗ.
Несколько раз Владимир Михайлович предлагал Панину проводить его до дому, однажды послал к себе за какой-то книгой.

Ҫак хытса ларнӑ, пӗр хускалмасӑр пурӑнакан чун пӗрремӗш хут хускалнине эпӗ пирӗн пата Владимир Михайлович пырсан асӑрхарӑм.
Первое движение в этой стоячей, застывшей душе я заметил, когда к нам пришел Владимир Михайлович.

Пирӗн Владимир Михайлович сӗннӗ пӗр упражнени пурччӗ: ачасем, икӗ шеренга пулса, пӗр-пӗрне хирӗҫ тӑраҫҫӗ.
Было одно упражнение, предложенное Владимиром Михайловичем: ребята стоят в две шеренги.

35 // Леонид Агаков. Вигдорова Ф.А. Пурнӑҫ ҫулӗ: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956. — 484 с.

— Пӑхӑр-ха, — тетчӗ Владимир Михайлович, пуҫне ҫӑлтӑрлӑ пӗлӗтелле ҫӗклесе, — акӑ Орион ҫӑлтӑрӗ…
— Смотрите, — говорил Владимир Михайлович, поднимая голову к звездному небу, — вот созвездие Лебедя…

34 // Леонид Агаков. Вигдорова Ф.А. Пурнӑҫ ҫулӗ: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956. — 484 с.

Владимир Михайлович кӗркуннерен пуҫласа пирӗн патра вӗрентме тытӑнасси ҫинчен эпир урӑх пӗрре те калаҫмарӑмӑр.
Мы больше не возвращались к разговору о том, что с осени Владимир Михайлович будет преподавать у нас.

Час-часах вара, Владимир Михайлович ачасене мӗн ҫинчен те пулин каласа панӑ чух Король ҫине пӑхсассӑн, эпӗ унӑн куҫӗсем ылтӑн пек хӗмленсе тӑнине, вӑл хӑй ӑшӗнче: «Вӑт епле эпир!
И нередко, встречая взгляд Короля в такие минуты, когда Владимир Михайлович рассказывал что-нибудь в кругу ребят, я читал в этих вспыхивающих золотыми искрами веселых глазах: «Ай да мы!

Кусемсӗр пуҫне Владимир Михайлович тата географ, математик пулнӑ.
А ко всему Владимир Михайлович был и географ и математик.

Э, Владимир Михайлович-ҫке!
А, Владимир Михайлович!

— Эпӗ пӗлтӗр Крыма сывалма кайсан, чечексем хӑрса лараҫҫӗ пуль тесе шутланӑччӗ, — каласа пачӗ Владимир Михайлович.
— Когда в прошлом году я ездил в Крым лечиться, — рассказывал Владимир Михайлович, — я думал, цветы мои посохнут, пропадут.

Владимир Михайлович пирӗн вырӑнсенче нумайранпа — пӗр вунӑ ҫул пурӑннӑ ӗнтӗ.
Владимир Михайлович жил в наших местах уже давно — лет десять.

Анчах Владимир Михайлович, паллах, Тютчев сӑввине татма шутламан та, вӑл ӑна пӗтӗмпех вуларӗ.
Но Владимир Михайлович, разумеется, и не подумал обрывать Тютчева:

Ачасемпе пӗрле ҫӳренӗ чух Владимир Михайлович яланах тӗрлӗ сӑвӑсем вуласа паратчӗ.
Гуляя с ребятами, Владимир Михайлович всегда читал им какие-нибудь стихи.

Эпӗ ҫакна ҫирӗп ӗненетӗп: Владимир Михайловича итленӗ чух ачасем те пӗлӳ вӑл — усӑллӑ кӑна мар, пысӑк телей пулса тӑнине ӑнланма пуҫланӑ.
Я убежден, что, слушая Владимира Михайловича, и ребята начинали понимать: знать не только полезно, живое знание — это счастье.

Владимир Михайловичӑн вара пачах урӑхлаччӗ.
А вот с Владимиром Михайловичем было совсем иначе.

Петроградра ҫуралса ӳснӗскер, Владимир Михайлович тӑван хулана хӑйӗн килне пӗлнӗ пекех пӗлнӗ.
Коренной питерец, Владимир Михайлович знал родной город, как собственный дом.

Эпӗ кун пирки кулса яни тата ҫав Гера кӑмӑла каймалла мар кӳршӗ хӗрарӑм е Владимир Михайловичӑн юратман инкӗшӗ пулманни, грексем икӗ пин ҫул каялла пуҫҫапса пурӑннӑ хӗрарӑм-турӑ пулни ҫинчен пӗлни ӑна ҫав тери тӗлӗнтерчӗ.
И был несказанно удивлен моим смехом и тем, что Гера оказалась не какая-нибудь мало симпатичная соседка или нелюбимая тетушка Владимира Михайловича, а богиня, которой поклонялись греки две тысячи лет назад.

Гера, лешӗ, Владимир Михайлович вӑрҫса тӑкни? — тесе ыйтрӗ вӑл манран.
Гера, которую Владимир Михайлович ругал? — спросил он меня немного погодя.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика