Шырав

Шырав ĕçĕ:

пӑхнӑ (тĕпĕ: пӑх) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

— Эпӗ ӳкӗтлесе пӑхнӑ ӑна: «Глафира, тухса каяр кӗпӗрнене! Унта пӗр-пӗр лайӑх ҫӗре вырнаҫӑн та, эпӗ те ҫавӑнтах — кушак аҫи пек пырса ермӗшӗп!» — тетӗп.
— Я уговаривал её: «Глафира, идём в губернию! Поступишь в хорошее заведение, а я туда — котом пристроюсь».

Окуров хули // Уйӑп Мишши. Горький М. Окуров хули: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956. — 134 с.

— Политикӑна чухлакан вӗреннӗ ҫынсенчен, студентсенчен ыйтса пӑхнӑ эпӗ, икӗ пупран, офицертан ыйтнӑ — вӑл та политикӑпа ҫыхӑннӑскерччӗ, — нихӑшӗ те ӑнлантарса параймасть — мещен ҫынни Российӑра кам вӑл тата мӗскерле ӗҫе-вырӑна тивӗҫлӗ ҫын?
— Учёных людей, студентов, которые занимаются политикой, спрашивал, двух священников, офицера — тоже политический, — никто не может объяснить кто есть в России мещанин и какому делу-месту соответствует!

Куҫне хӗссе, хӑйне кӑна курӑнакан темскере тӗллесе пӑхнӑ пек пӑхса, вӑл пӳрнипе хӗвеланӑҫнелле тӗртсе кӑтартать.
Он тыкал пальцем на запад и, прищуривая глаз, словно нацеливался во что-то, видимое ему одному.

Дарьюшка каласа панӑ тӑрӑх, килте чухне хӑрах куҫ хӑйӗн пысӑк кӗнекисене вуланӑ иккен, тата, хӑш чухне, хӑйпеле хӑй те калаҫнӑ пулать; слободари карчӑксем ӑна тухатмӑш тесе тата хура кӗнекеҫӗ тесе чӗнетчӗҫ, ҫамрӑк хӗрарӑмсем унӑн совеҫӗ таса мар тесе те калаҫкалатчӗҫ, вӑл мӗнлескер этем пулни ҫинчен мужиксем ӑна темиҫе хутчен те тӗпчесе пӑхнӑ, анчах — кӑлӑхах пулнӑ.
По рассказам Дарьюшки, дома кривой читал свои большие книги и порою разговаривал сам с собою; слободские старухи назвали его колдуном и чернокнижником, молодые бабы говорили, что у него совесть не чиста, мужики несколько раз пытались допросить его, что он за человек, но — не добились успеха.

Кунти йӑласене хӑнӑхнӑ, вӗреннӗ, ӗҫленӗ вӑхӑтра пурте лайӑх пулса пынӑ-ха, анчах ӑна Иисус тӑванлӑхне йышӑннӑранпа авалхи тӑшман — скептицизм каллех вӑраннӑ; католизмӑн ҫав тери чаплӑ та темле ӑнланмалла мар пурнӑҫӗ ҫине вӑл кулисӑсем хыҫӗнчен мӗн тери ытларах пӑхнӑ, унӑн ӗненӗвӗ ҫав тери сахалтарах пулса пынӑ, вара каллех уншӑн ҫӗнӗ асапсем пуҫланса кайнӑ.
Пока продолжались искус, учение, работа — все шло хорошо, но, с принятием его в братство Иисуса, старый враг — скептицизм снова проснулся: чем больше он смотрел из-за кулис на великолепную и таинственную обстановку католицизма, тем меньше он находил веры, и новый ряд мучительных страданий начался для него.

Малалла ҫырас вырӑнне каласа пани // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Кашни поляк ҫыннишӗн вӑл вӑхӑтра ҫул ҫӳресси савӑнӑҫ пулнӑ, ӑна ырӑ кӑмӑлпа йышӑннӑ; кашни вырӑс ҫине халӑхсем вӑрттӑн тарӑхупа, Николайпа пӗр каварлӑ ҫын ҫине пӑхнӑ пек пӑхнӑ.
Для каждого польского выходца в то время путешествие было рядом торжеств, симпатических приемов; на каждого русского народы смотрели с затаенной злобой, как на сообщника Николая.

Тӗлӗнсе кайнӑ поляк ӑна тимлӗн итленӗ, ун ҫине тинкерсе пӑхнӑ, унтан, Анатоль сӑмахӗсем хӑйӗн чӗрине хускатса янипе, хӑй енчен ӑна ҫапла каланӑ:
Удивленный поляк слушал его с вниманием, пристально смотрел на него и, глубоко потрясенный, в свою очередь сказал ему:

Хӑй чирлесе выртнӑ вӑхӑтра вӑл леш капитан: «Иккӗмӗш ширинга, малалла!» тесе команда панӑ вӑхӑтра хӑй ҫине пӑхнӑ темле сенкер куҫсем пирки аташнӑ.
Все время своей болезни он бредил о каких-то голубых глазах, которые на него смотрели в то время, как капитан командовал: «Вторая ширинга, вперед!»

Вӗсен шутӗнче сарӑ ҫӳҫлӗ ҫамрӑк йӗкӗт пулнӑ; вӑл хӑйӗн пысӑк сенкер куҫӗсемпе Аттоль ҫине пӑхнӑ, унӑн куҫӗнче, ӳпкелешнипе пӗрлех, вӑл йӗрӗнни ҫав тери вӑйлӑн палӑрса тӑнӑ, ҫавӑнпа та Анатоль, тӳсеймесӗр, пуҫне уснӑ.
В их числе был белокурый юноша; он остановил взгляд своих больших голубых глаз на Анатоле, в этом взгляде рядом с укором видно было столько презрения, что Анатоль опустил голову.

Пӗрисем, хӑранипе ӑсран тухса кайса, пӗтӗм кӗлеткисемпе чӗтренсе ахӑлтатнӑ, кӑшкӑрнӑ та макӑрнӑ, ик-виҫӗ ҫын кӑшкӑрсах латыньле молитвӑсем вуланӑ, виҫҫӗмӗшӗсем, шурса кайнӑскерсем, шӑлӗсене ҫыртса лартса, палачсем ҫине мӑнкӑмӑллӑн пӑхнӑ.
Одни, обезумевшие от страха, судорожно хохотали, кричали и плакали, два-три человека громко читали молитвы по-латыни, третьи, бледные, стиснув зубы, с гордостью смотрели на палачей.

Анатоль ҫаврӑнса пӑхнӑ та — тыткӑна лекнисем пӗр ҫирӗм ҫын юн ӑшӗнче выртнине курнӑ, пӗрисем вилнӗ ӗнтӗ, теприсем ҫапкаланнӑ, чӗррисем тата ҫӑмӑллӑн аманнисем тепӗр ҫавӑн чухлех стена ҫумӗнче тӑнӑ.
Анатоль обернулся — человек двадцать пленных лежали в крови, одни мертвые, другие в судорогах — столько же живых и легко раненных стояли у стены.

Майор, тутрине суран ҫинче тытса тӑраканскер, нимӗн те чӗнмен, генерал куҫӗсенчен темле тӗлӗнсе, хӑраса пӑхнӑ.
Майор, державший платок на ране, молчал и с испуганным недоумением смотрел в глаза генералу.

Юлташӗсем ун ҫине ӑмсанса пӑхнӑ.
Товарищи завидовали ему.

Аманнӑ Милорадовича утлӑ гварди казармисене илсе пырсан, Аренд унӑн суранӗсене пӑхнӑ хыҫҫӑн пульӑна кӑларма хатӗрленсен, Милорадович ӑна: «Ну, ma foi, суранӗ ку вилмеллескерех, аманнисене эпӗ ҫителӗклӗ курнӑ, ҫавӑнпа та, пулине кӑлармаллах пулсан, манӑн ватӑ лекаре чӗнме ярӑр; мана пулӑшма ҫук, анчах старике операцие вӑл туманни кӳрентерет», тенӗ.
Когда раненого Милорадовича принесли в конногвардейские казармы и Арендт, осмотрев его раны, приготовлялся вынуть пулю, Милорадович сказал ему: «Ну, ma foi, рана смертельная, я довольно видел раненых, так уж если надо еще пулю вынимать, пошлите за моим старым лекарем; мне помочь нельзя, а старика огорчит, что не он делал операцию».

Вӑл ҫав кӗнекесенех пӑхса тухнӑ, анчах кӗнекесене авторсемпе тата цензорсемпе пӗрле илсе пӑхнӑ.
Она разбирала те же книги, но книги авторов и цензоров вместе.

Анатоль ун ҫине хӑраса кайса пӑхнӑ, пуканене каялла хунӑ та пӗр-икӗ минутран ӑна каллех илнӗ.
Анатоль посмотрел на него с испугом, оставил куклу и через две минуты опять ее взял.

V // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Ҫавӑнпа та, хӑш чух ялтан пырса кайнӑ хунямӑшӗ ун ҫине ҫав тери кураймасӑр пӑхнӑ та, хапхаран тухса кайнӑ чух яланах мӑкӑртатнӑ:
Так что свекровь, приходившая иногда из деревни, не могла без ненависти видеть ее и всякий раз бормотала, выходя из ворот:

Унта вӑл ҫырусем те, тӗрлӗ япаласем те тупнӑ, пурне те тимлӗн, сӑнавлӑн пӑхнӑ, ҫырусене ик-виҫшер хут вуласа тухнӑ.
Нашел он и записочки и вещицы разные, все пересмотрел внимательно, все перечитал раза два, три.

Вӗсем сала тӑрӑх пынӑ чух ватӑ стариксемпе карчӑксем ҫӗре ҫитиех пуҫ тайнӑ, ачасем кӑшкӑрса-макӑрса хапхасем хыҫне пытаннӑ, ҫамрӑк хӗрарӑмсем ҫав тери хӑраса чӳрече витӗр пӑхнӑ; пӗр темле хӑюллӑ йытӑ, ҫынсем ҫакӑн пек ушкӑнпа пынишӗн ҫилленнӗскер, вӗрсе ҫул ҫине чупса тухнӑ, анчах Титпа староста ун ҫинелле калама ҫук хаяррӑн ыткӑннӑ та, вӑл хӳрине лӑпчӑтса аяккалла тапса сикнӗ, чи юлашки авӑн айне пытансан тин лӑпланнӑ.
Когда они шли по селу, дряхлые старики, старухи выходили из изб и земно кланялись, дети с криком и плачем прятались за вороты, молодые бабы с ужасом выглядывали в окна; одна собака какая-то, смелая и даже рассерженная процессией, выбежала с лаем на дорогу, но Тит и староста бросились на нее с таким остервенением, что она, поджавши хвост, пустилась во весь опор и успокоилась, только забившись под крышу последнего овина.

Михайло Степанович ун ҫине пӑхнӑ та, хӑй ӑна ӗҫре усӑ курасси ҫинчен ҫак таранччен те шухӑшламаннине тавҫӑрса илсе, хӗрелсе кайнӑ пекех пулнӑ.
Михаил Степанович посмотрел на него и почти покраснел от мысли, как он до сих пор не подумал употребить его на дело.

IV // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика