Шырав

Шырав ĕçĕ:

Пӗлмен (тĕпĕ: пӗл) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Капендюхин хӑй ҫак никам пӗлмен вӑрттӑнлӑха пӗлнипе киленет, ҫавӑнпа кӑмӑлӗ тулса ҫитнӗрен, унӑн мӑйӑхлӑ сӑнӗ-пичӗ те кулӑшла карӑнса, хӑмпӑланса тӑрать.
Капендюхин наслаждался знанием тайны, и от полноты удовольствия его усатое лицо смешно надулось.

Окуров хули // Уйӑп Мишши. Горький М. Окуров хули: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956. — 134 с.

Пуҫлӑхсем хула халӑхне лӑплантарма шухӑш тытнӑ тенӗ сӑмахсем тӗрӗсех пулчӗҫ: исправник Кольӑна чӗнсе илнӗ иккен те, ҫакна тем каласа намӑслантарнӑ пулмалла — ларма-тӑма пӗлмен ҫивӗч телеграфист урамсем тӑрӑх чупкаласа ҫӳреме пӑрахрӗ.
Слухи о том, что начальство хочет успокоить горожан, подтвердились: исправник вызвал Колю и, должно быть, чем-то сконфузил его — бойкий телеграфист перестал бегать по улицам.

Бурмистров, ҫак хӗрарӑмӑн тӑрана пӗлмен ӳчӗ чӑтма ҫук йӗкӗлтесе выляннине, кровать ҫинчен ҫӗрелле усса янӑ ҫап-ҫара урисем унӑн, кӑшман пекех сап-сарӑ та ҫирӗпскерсем, епле сулланкаласа тӑнине курас марччӗ тесе, куҫӗсене хупса лартать.
Бурмистров закрывал глаза, не желая видеть, как вызывающе играет ненасытное тело женщины, качаются спущенные с кровати голые ноги её, жёлтые и крепкие, как репа.

Вӗсем йӑмрасем айӗнче, юханшыв юхтарса кӳрсе тултарнӑ хӑрӑк-харӑк купи евӗр, кӗпӗрленсе выртаҫҫӗ, пурте таса мар ҫӗтӗк-ҫатӑк ҫи-пуҫлӑ, ҫӳҫӗсене тураман, юлхавскерсем тата пурин сӑн-сӑпатне те тенӗ пекех пӗр тӗрлӗ сӑн-питлӗх, нумай хура-шур курнӑ, нимӗнрен те тӗлӗнме пӗлмен ҫынсен мӑнаҫлӑ мӑнкӑмӑллӑх сӑн-питлӗхӗ витсе тӑрать.
Лежат они у корней вётел, точно куча сора, намытого рекой, все в грязных лохмотьях, нечёсаные, ленивые, и почти на всех лицах одна и та же маска надменного равнодушия людей многоопытных и недоступных чувству удивления.

Вӑл мӗнпе тӑранса пурӑннине никам та пӗлмен; хӑй ҫынсемпе хутшӑнасран куҫкӗретех пӑрӑнса ҫӳренӗ, калаҫасса типпӗн те кӑмӑлсӑррӑн калаҫкаланӑ тата никама та куҫран пӑхма пултарайман, хӑйӗн куҫне хӗссе хурса, яланах аяккалла пӑрнӑ, пуҫне аялтан ҫӳлелле кӑрт-карттӑн турткаласа илнӗ.
Неизвестно было, на какие средства он живёт; сам он явно избегал общения с людьми, разговаривал сухо и неохотно и не мог никому смотреть в лицо, а всё прятал свой глаз, прищуривая его и дёргая головой снизу вверх.

Ҫӳллӗскер, типшӗм, ҫирӗп шӑнӑрлӑ ҫын — вӑл ларма-тӑма пӗлмен хыпаланчӑк пулассӑн, ҫивӗч чӗлхепе калаҫассӑн туйӑнать, анчах хӑй васкамасӑр уткаланине, йӗркеллӗн хуҫкаланнисене куратӑн, унӑн лӑпкӑ, уҫах мар сассине илтетӗн те шалт тӗлӗнетӗн.
Высокий, сухой, жилистый — он заставлял ждать от него суетливых движений, бойкой речи, и было странно видеть его неспешную походку, солидные движения, слышать спокойный, глуховатый голос.

Фелицата ҫавӑн чухне шап-шурӑ аллисемпе питне-куҫне хупласах йӗчӗ, унтан, хӑйне хӳтӗлекене чыслӑн пытарса, унӑн тӑпри ҫине лайӑх юман хӗрес лартрӗ те, турӑ чури Андрей вилнине асӑнса, нумайччен панихидӑсем турӗ, анчах ҫынна пытарса таврӑннӑ хыҫҫӑнах хӑй таҫта кайса килчӗ, вара унӑн «ҫӑтмахӗн» хапхи умне ҫӗнӗ хуралҫӑ — вӑрӑм алӑллӑ, тӑп-тӑваткал кӗлеткеллӗ, чӗмсӗр этем ҫирӗппӗн пырса вырнаҫса ларчӗ; нимӗнрен те хӑрама пӗлмен Заречье ҫыннисем, ҫак этем слобода паттӑрӗсемпе пӗчченшерӗн тытӑҫса Крыльцова, Бурмистрова тата Зосима Пушкарева епле ҫавӑрса ҫапнине курнӑ хыҫҫӑн, унӑн тискер кайӑкла вӑйне часах хисеплеме тытӑнчӗҫ.
Она плакала, закрывая лицо белыми руками, потом, с честью похоронив защитника, поставила над его могилою хороший дубовый крест и долго служила панихиды об упокоении раба божия Андрия, но тотчас же после похорон съездила куда-то, и у ворот её «раишка» крепко сел новый сторож длиннорукий, квадратный, молчаливый; он сразу внушил бесстрашным заречанам уважение к своей звериной силе, победив в единоборстве богатырей слободы Крыльцова, Бурмистрова и Зосиму Пушкарева.

Унтан вӑл вилнӗ; вилнипе вӑл лайӑх тунӑ, Николай патша пулнӑ кичем, кӗрхи пек сӑнсӑр вӑхӑтра ҫавӑн пек ҫынсем — вилесле амансан та ватӑ лекарь ҫинчен астӑвакан, вилес умӗн те хӑйӗн тусӗн ывӑлӗ пирки ыйтнисӗр пуҫне нимӗн хушса хӑварма та пӗлмен ҫынсем пеккисем кирлӗ пулман.
Потом он умер и хорошо сделал, прозаическому, осеннему царствованию Николая не нужно было таких людей, которые, раненные насмерть, помнят о старом лекаре и, умирая, не знают, что завещать, кроме просьбы о сыне приятеля.

Малалла ҫырас вырӑнне каласа пани // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Анатоль хӑй ӑна тек юратманнине яр-уҫҫӑнах курсассӑн, вӑл хӑй мӗн тери типӗ чунлӑ, тав тума пӗлмен ҫын пулнинчен тӗлӗнсе хӑраса кайнӑ; хурлӑхра пурӑннӑ чух вӑл унӑн юратӑвӗпе ҫеҫ лӑпланса савӑннӑ, анчах халӗ, ирӗклӗ, пуян ҫын пулса тӑрсан, вӑл ӑна пӑрахма хатӗр.
Когда Анатоль убедился, что он ее не любит, он ужаснулся своей сухости, своей неблагодарности; в несчастии он не находил другой отрады, иного утешения, как в ее любви, а теперь, свободный, богатый, он готов ее покинуть.

Марья Валериановна ҫак йӗркесене пӗтерме кирлине туйнӑ, анчах куна мӗнле майпа тумаллине пӗлмен.
Марья Валериановна чувствовала необходимость положить предел этому и не знала как.

V // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Хӑрасса акӑ мӗншӗн хӑранӑ: инкӗшӗ сӳпӗлтетме юратнӑ, ҫитменне унӑн Петербургра ҫыхӑнусем пысӑк пулнӑ; вӑл хӑй сӳпӗлтетнипе тата унӑн ҫыхӑнусем пулнипе ӑна мӗн тума пултарнине пӗлместӗп, ҫакна Лев Степанович хӑй те пӗлмен, ҫапах та шикленнӗ.
Побаивался он ее потому, что она сильно любила болтать и имела большие связи в Петербурге; что она могла ему сделать болтовней и связями, не знаю, да и он не знал, а трусил.

IV // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Каҫарӑр, матушка Акулина Андреевна, пирӗн ачасен мӗнле ӑс-тӑн пулма пултарнине хӑвӑрах куратӑр, намӑса пӗлмен вырӑнсенче пурӑнаҫҫӗ; ак эсӗ, ухмах, тав ту барыньӑна вӑл сана вӗрентме кӑмӑл тунӑшӑн».
Простите, матушка Акулина Андреевна, изволите сами знать, какой ум в наших детях, в сраме и запустении живут; а ты благодари, дурак, барыню, что изволит обучать».

Врачсен наукине сахал пӗлнӗскер, вӑл Степан Степанович наливкӑсемпе тутлӑ эрехсене юратнине чарса пыман ҫеҫ те мар, ҫав юратӑва пушшех те вӑйлатса пынӑ; этемӗн ӳчӗ-пӗвӗ пӗр паллӑ вӑхӑт таран ҫеҫ алкоголе хирӗҫ тӑма пултарнине пӗлмен вӑл.
Мало знакомая с врачебной наукой, она не только не ограничивала, но развивала в Степане Степановиче его страсть к наливкам и сладким водкам; она не знала, что человеческое тело только до известной степени противодействует алкоголю.

III // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Вӗсем ӗнтӗ хӑйсем пачах та пӗлмен ҫын аллине лекмелле пулнӑ; ватӑ улпутӑн кӑмӑлне вӗсем хӑнӑхса ҫитнӗ, халӗ службӑна ҫӗнӗрен пуҫлама тивнӗ.
Она доставалась человеку неизвестному; к нраву старого барина применились, теперь приходилось вновь начинать службу.

II // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Европӑна вӑрҫӑсем ҫурса таткаланӑ, унта мирсем тунӑ, тронсем ишӗлсе аннӑ; Липовкӑра паян ӗнерхи пекех пулса пынӑ, каҫхине картла «ухмахла» вылянӑ, ирхине ялти ӗҫсем пуҫланнӑ, кӑнтӑрлахи апат ҫинӗ чух ҫав ҫуллӑ буженинӑнах панӑ, Тит, яланхи пекех, алӑк патӗнче квас тытса тӑнӑ, пӗтӗм тӗнчери ҫав тери пысӑк событисем ҫинчен никам та калаҫман ҫеҫ мар, вӗсем ҫинчен пӗлмен те, пӗлесшӗн те пулман.
Войны раздирали Европу, миры заключались, троны падали; в Липовке все шло нынче, как вчера, вечером игра в дурачки, утром сельские работы, та же жирная буженина подавалась за обедом, Тит все так же стоял у дверей с квасом, и никто не только не говорил, но и не знал и не желал знать всемирных событий, наполнявших собою весь свет.

Тӗрӗссипе, ҫак комедире чи кулӑшли акӑ мӗн пулнӑ: — ӑсран тухнӑ старик, пур суккӑр ҫынсем пекех питӗ лайӑх илтекенскер, пӳлӗме Ксенофонтий атте кӗменнине пӗлсе тӑнӑ, хӑйне улталанине юри, Лев Степанович кӑмӑлне тултарма ҫеҫ пӗлмӗш пулса кӑтартнӑ; хуҫи ӑна пӗлмен.
Не догадываясь, что самое забавное в этой комедии состояло в том, что выживший из ума старик, с тою остротой слуха, которая обща всем слепым, очень хорошо знал, что отец Ксенофонтий не входил, и представлял только для удовольствия покровителя, что обманут.

Кунсӑр пуҫне, Лев Степановичӑн дворньӑна хӑйне кирлӗ пек воспитани пама ҫав тери пысӑк пултарулӑх пулнӑ, ун пек пултарулӑх пирӗн вӑхӑтра пачах та ҫухалчӗ ӗнтӗ, вӑл ҫынсене мӗн ҫамрӑкранпах калама та ҫук хӑраса пурӑнма вӗрентнӗ; ҫавна пула унӑн фаворичӗ тата лазутчик пулнӑ камердинерӗ — Тит Трофимов та, пӗтӗм дворньӑна хӑратса пурӑнакан ҫын, улпут арӑмӗ хушнисене те ытла яланах итлеменскер, чунӗ уҫӑлнӑ тата чӗрере мӗн пуррине пӗлтерес килнӗ самантсенче тӳррӗнех каласа панӑ: улпут ҫывӑракан пӳлӗме вӑл нихҫан та хӑрамасӑр кӗмен, пуринчен ытла ирсерен, Лев Степанович кӑмӑлӗ паян мӗнлине пӗлмен чух.
Притом у Льва Степановича был неотъемлемый талант воспитывать дворню, — талант совершенно утраченный в наше время; он вселял с юных лет такой страх, что даже его фаворит и долею лазутчик, камердинер Тит Трофимов, гроза всей дворни, не всегда обращавший внимание на приказы барыни, сознавался в минуты откровенности и сердечных излияний, что ни разу не входил в спальню барина без особого чувства страха, особенно утром, не зная, в каком расположении Лев Степанович.

Санӑн чуну аталанса ӳсмесӗрех ҫывӑрнӑ пулӗччӗ, ху та пӗлмен чаплӑ талант сана асаплантарман пулӗччӗ; тен, вӑхӑчӗ-вӑхӑчӗпе, санӑн чуну тӗпӗнчен ӑнланмалла мар кичемлӗх хӑпарнӑ пулӗччӗ, анчах та вӑл ӑнланманнипех юлнӑ пулӗччӗ.
Спала бы душа твоя в неразвитости, и великий талант, неизвестный тебе самой, не мучил бы тебя; может быть, подчас и поднималась бы с дна твоей души непонятная грусть, зато она осталась бы непонятной».

Вӑрӑ чакак // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 3–29 с.

— Пӗлет пулмалла; вӑл пурне те пӗлет… вӑл пӗлмен пулсан, эпӗ ним тума аптранӑ пулӑттӑм.
— Вероятно, знает; он все знает… да я бы была в отчаянии, если б он не энал.

Чӑнах та вӗт, пӗлмен, палламан ҫынна тӳрех хӑй ҫинчен ним пытармасӑр каласа пама васкакан хӗрарӑм — мӗнлескер вара вӑл?
В самом деле, что за женщина, которая бросается с своей откровенностью к человеку, которого не знает.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика