Шырав

Шырав ĕçĕ:

сирӗн (тĕпĕ: эсир) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Ҫак рапортпалан Сирӗн Высокоблагородие ҫапла хыпарламалли чысӑм пур: паян, ҫӗртме уйӑхӗн 2-че, Хӑвӑра ӗнер, ҫӗртмен 1-че, каласа пӗлтернӗ йӗрке-килӗшӳсемпе тивӗҫӳллӗн, Николаев поручикпа Ромашов подпоручик хушшинче тытӑҫу пулса иртрӗ.
Настоящим имею честь донести вашему высокоблагородию, что сего 2-го июня, согласно условиям, доложенным Вам вчера, 1-го июня, состоялся поединок между поручиком Николаевым и подпоручиком Ромашовым.

XXIII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Нивушлӗ вара эсир, ман упӑшка сирӗн ҫапӑҫӑвӑр хыҫҫӑн питӗ ыр кӑмӑллӑ пулнӑ та, пухӑва эсир ҫавӑн чух ӑҫтан пыни ҫинчен мана каласа кӑтартмасӑр чӑтса тӑрайнӑ, тесе шутлатӑр?
Неужели вы думаете, что мой муж был так великодушен после вашей драки, что удержался от удовольствия рассказать мне, откуда вы приехали тогда в собрание?

XXII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

— Ҫапла, эпӗ пӗлетӗп, эсир те, вӑл та ман ята асӑнман, анчах сирӗн рыцарьлӑхӑр ахаллӗнех сая кайрӗ: хула тӑрӑх пурпӗрех элек ҫӳрет.
— Да, я знаю, что ни вы, ни он не назвали моего имени, но ваше рыцарство пропало понапрасну: все равно по городу катится сплетня.

— Юнашарта, стена хыҫӗнче, кам сирӗн? — ыйтрӗ Шурочка.
— Кто у вас рядом, за стеной? — спросила Шурочка.

Ну, юрать, сирӗн ӑнӑҫмасть — эсир пӑсӑлса каятӑр, кӗлмӗҫлӗхе, ӗҫкӗлӗхе ҫити анса ларатӑр.
Ну, ладно, не повезет вам — падете вы, опуститесь до босячества, до пропойства.

XXI // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Пӗтӗм ҫӗр чӑмӑрӗнче те никамран ан хӑрӑр, мӗншӗн тесен сирӗн ҫийӗрте никам ҫук тата сирӗнпе никам та тан мар.
Не страшитесь никого во всей вселенной, потому что над вами никого нет и никто не равен вам.

Эсир мӗн курни, илтни, туйни — пӗтӗмпех сирӗн, вӑл хӑвӑра ҫех тивӗҫет.
Все, что вы видите, слышите, чувствуете, принадлежит только вам.

Эпӗ сире аван пӗлетӗп, ыттисенчен пуринчен те аванрах, тата сирӗн чунӑра та туятӑп.
Я вас знаю хорошо, лучше, чем всех других, и я чувствую вашу душу.

Сирӗн тата пурнӑҫ савӑнӑҫӗпе хавхаланса хӑпартланмалли минутсем те пулма пултараҫҫӗ-ха.
И у вас даже могут быть минуты восторга от радости жизни.

Шухӑшлав, ӑс сӑнарлӑхӗ, тӑнпуҫ, пултарулӑх юлать сирӗн — кунпалан та пурӑнма пулать-ҫке.
У вас остается мысль, воображение, память, творчество — ведь и с этим можно жить.

— Калӑпӑр, сире ӗмӗр-ӗмӗрлӗхех тӗрмене хупса лартнӑ, эсир пӗтӗм пурнӑҫӑр тӑршшӗпе ҫурӑкран пурӗ те кивелсе ҫийӗннӗ ик кирпӗче ҫех курса тӑраятӑр… ҫук, ун пек те мар-ха, калӑпӑр, сирӗн тӗрмӗрте пӗр хӗлхем ҫутӑ, пӗр сасӑ пӗрчи ҫук — нимӗскер те!
— Положим, вас посадили в тюрьму на веки вечные, и всю жизнь вы будете видеть из щелки только два старых изъеденных кирпича… нет, даже, положим, что в вашей тюрьме нет ни одной искорки света, ни единого звука — ничего!

Тӗнчере мӗнпурӗ иртет, иртсе кайӗ сирӗн ыратни те, сирӗн курайманлӑхӑр та.
Все на свете проходит, пройдет и ваша боль и ваша ненависть.

Итлӗр-ха, Георгий Алексеич… сирӗн темӗскер пур… пур… мӗскер-тӗр халиччен пулманни.
Послушайте, Георгий Алексеевич… у вас что-то есть… есть… что-то необыкновенное.

— Сирӗн, господасем, — терӗ вӑл чуллӑ савӑнӑҫлӑхпа, — хӑвӑр валли секундантсем, кашни енчен инкшер ҫын, суйласа илесси те вӗсене каҫхине тӑхӑр сехет тӗлне кунта, пухӑва, тытӑҫу йӗрки-мехелӗ пирки пирӗнпе калаҫса татӑлма ярасси юлать.
— Вам остается, господа, — сказал он с каменной торжественностью, — выбрать себе секундантов, по два с каждой стороны, и прислать их к девяти часам вечера сюда, в собрание, где они совместно с нами выработают условия поединка.

XX // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Ку сирӗн ирӗкӗр.
Это ваше право.

— Хе-хе-хе, куна эпир, эсир урӑ пулманнине, илтнӗ ӗнтӗ! — каллех пӳлчӗ ӑна Петерсон, — анчах эпӗ сирӗн унпала маларах мӗнле те пулин ҫакнашкал хирӗҫни таврашӗ пулман-и тесе ҫех ыйтасшӑн?
— Хе-хе-хе, это уже мы слыхали, о вашей нетрезвости, — опять прервал его Петерсон, — по я хочу только спросить, не было ли у вас с ним раньше этакого какого-нибудь столкновения?

— Николаев поручикпа хирӗҫесси, пӗрне-пӗри тӑшманла пӑхасси сирӗн мӗнле те пулин пач уйрӑм сӑлтавсене пула тухса кайман-ши тесе каласшӑн эпӗ, — служба тӗлӗшпе мар, килти, мӗнле калас, ҫемйери сӑлтавсене пула?
— Я хочу сказать, не было ли у вас с поручиком Николаевым каких-нибудь особенных поводов ко взаимной вражде, — поводов характера не служебного, а домашнего, так сказать, семейного?

— Ҫапла ара, кусем пурте, паллах, сирӗн хӳхӗм туйӑмӑрсене лайӑх чыс кӳреҫҫӗ, — терӗ вӑл ҫинҫешке те йӑпшӑнчӑк сассипе, хӑйӗн вӑрӑм, вилӗ пӳрнеллӗ те кӑвак чӗрнеллӗ сарӑхса кайнӑ хытанка аллисене ҫӑвӑннӑ чухнехилле сӑтӑркаласа, евӗклӗхне ытлашшипех ӳстерсе, ӑшшӑн пекех.
Потирая, точно при умывании, свои желтые костлявые руки с длинными мертвыми пальцами и синими ногтями, он сказал усиленно-вежливо, почти ласково, тонким и вкрадчивым голосом: — Ну да, все это, конечно, так и делает честь вашим прекрасным чувствам.

Начар сирӗн ӗҫ-пуҫсем, ман хаклӑ Юрий Алексеевич».
Плохи ваши дела, дорогой мой Юрий Алексеевич».

— Сирӗн благороди, — ӳссе тӑчӗ сасартӑк ун умне хыпарҫӑ-салтак, — вӗсен высокоблагородийӗ сире кӗмешкӗн ыйтаҫҫӗ.
— Ваше благородие, — вырос вдруг перед ним вестовой, — их высокоблагородие просят вас пожаловать.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика