Шырав

Павел

Павел

Павел унпа юнашар тӑчӗ те, Сизовпа Рыбин ҫине кӑтартса, хыттӑн: — Пире, виҫсӗмӗре, юлташсем эсир тенкӗрен пӗрер пус тытса юлма хушнине пӑрахӑҫа кӑлармашкӑн ый-ма полномочи пачӗҫ, — терӗ.
Павел встал рядом с ним и громко сказал, указывая на Сизова и Рыбина: — Мы трое уполномочены товарищами потребовать, чтобы вы отменили свое распоряжение о вычете копейки…

Павел, ҫынсем ҫине ҫӳлтен пӑхса тӑрса, чарӑлнӑ куҫӗпе вӗсем хушшинче темскер шырарӗ.
Павел смотрел на людей сверху и искал среди них чего-то широко открытыми глазами.

Павел ватӑ, хисеплӗ рабочисем хушшинче тӑрать, ӑна пурте итлеҫҫӗ, унпа килӗшеҫҫӗ.
Павел стоял среди старых, уважаемых рабочих, все его слушали и соглашались с ним.

— Директора чӗнтерес пулать! — терӗ Павел малалла.
— Надо вызвать директора! — продолжал Павел.

Павел, хӑйне алла илсе, ӑнланмалларах, лӑпкӑнрах калаҫма пуҫларӗ, халӑх ерипен ун патнелле ҫывхарса пырса, пин пуҫлӑ пӗр тӗксӗм кӗлетке пулса тӑчӗ.
Павел, овладевая собой, стал говорить проще, спокойнее, толпа медленно подвигалась к нему, складываясь в темное, тысячеглавое тело.

Анчах Павел хӑй кӑкринчен тарӑн та пысӑк шухӑш хывма хӑнӑхнӑ сӑмахне кӑларсан, амӑшӗ хӑйӗн пырне савӑнӑҫ капланса ларнине туйрӗ, унӑн чӑнлӑх ҫинчен ӗмӗтленнипе ҫулӑмланнӑ чӗрине ҫынсене ывӑтса парас килчӗ.
А Павел, выбросив из груди слово, в которое он привык вкладывать глубокий и важный смысл, почувствовал, что горло ему сжала спазма боевой радости; охватило желание бросить людям свое сердце, зажженное огнем мечты о правде.

Сизовпа Махотин тӑнӑ ҫӗре Павел пырса тухрӗ те, ҫавӑнтах унӑн сасси янӑраса кайрӗ:
Там, где стояли Сизов и Махотин, появился Павел и прозвучал его крик:

— Пыр! — терӗ Павел.
— Иди! — сказал Павел.

Павел ним чӗнмесӗрех тумланма тытӑнчӗ.
Павел молча стал одеваться.

Тунтикун Павел ӗҫлеме каллех каймарӗ, унӑн пуҫӗ ыратрӗ.
В понедельник Павел снова не пошел работать, у него болела голова.

— Вӗсем пурте сан кӑмӑлна кайнӑшӑн савӑнатӑп эпӗ! — терӗ Павел лӑпкан.
— Я рад, что они тебе нравятся! — тихо сказал Павел.

Ӑна хирӗҫ ним чӗнмесӗрех Павел сӗтел хушшине ларчӗ те темскер ҫырма тытӑнчӗ.
Не отвечая, озабоченный Павел сел за стол и начал что-то писать.

Павел ку налог тӗрӗс марри тата фабрикӑшӑн усӑллӑ пулни уҫҫӑнах курӑнса тӑни ҫинчен ӑнлантарса пачӗ; стариксем иккӗш те тӗксӗмленсе тухса кайрӗҫ.
Павел объяснил несправедливость налога и явную выгоду этой затеи для фабрики; они оба, нахмурившись, ушли.

Пӗрер пус пухасси ҫинчен калакан директор пӗлтерӗвне кӑларса ҫакнӑ чух, шӑматкун, Павел чирлӗ пулнӑ, ҫавӑн пирки вӑл ӗҫлемен те — ҫакӑн ҫинчен нимӗн те пӗлмен.
Павел был болен в субботу, когда вывесили объявление директора о сборе копейки; он не работал и не знал ничего об этом.

Пуринчен ытларах Павел ҫынсен куҫӗ умӗнче «пӗр пуслӑх шурлӑх» пирки пулса иртнӗ истори хыҫҫӑн ҫӗкленчӗ.
Особенно поднялся Павел в глазах людей после истории с «болотной копейкой».

Ӗҫӗ кӑткӑс пулсан, Павел вӑл ҫынна хулара пурӑнакан палланӑ адвокат патне кайма хут ҫырса парать, хӑй пултарсан — хӑех лӑплантарать.
В сложных случаях Павел давал человеку записку в город к знакомому адвокату, а когда мог — объяснял дело сам.

Павел килте пӗччен пулсан, вӗсем ҫавӑнтах вӗҫӗ-хӗррисӗр, анчах яланах лӑпкӑ тавлашу пуҫласа яраҫҫӗ, вара амӑшӗ вӗсен сӑмахӗсене пӑлханарах итлесе, вӗсене сӑнаса тӑрать, вӗсем мӗн ҫинчен калаҫнине ӑнланма тӑрӑшать.
Но если Павел был один, они тотчас же вступали в бесконечный, но всегда спокойный спор, и мать, тревожно слушая их речи, следила за ними, стараясь понять — что говорят они?