Шырав

Шырав ĕçĕ:

сӑмахӗсене (тĕпĕ: сӑмах) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Унӑн сӑмахӗсене итлеме Артамонова ик енчен те кӑмӑллӑ пулнӑ; вӗсем чӑнахах та култарса йӑпатнӑ, анчах та ҫав вӑхӑтрах Артамонова ҫак пӗчӗк старик выляни, суйни, кӑмӑлӗ хушнипе мар, ҫынсене йӑпатакан этемӗн ремеслине пула калани паллӑ пулнӑ.
Слушать его речи Артамонову было дважды приятно; они действительно утешали, забавляя, но в то же время Артамонову было ясно, что старичишка играет, врёт, говорит не по совести, а по ремеслу утешителя людей.

III сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Мирон куҫхаршисене ҫӗкленӗ, пит-куҫне пӗркелентернӗ, унтан, куҫлӑхне тӳрлетсе, типпӗн, пӗр майлӑн, сӑмахӗсене пӑт татса калама тытӑннӑ:
Мирон поднимал брови, морщился и, поправляя очки, долбил сухо, мерно:

Шӑллӗн сӑмахӗсене итленипе вӑл каллех ӳсӗрӗлсе пычӗ, лешӗ вара пӑшӑлтатнӑ пекех каларӗ:
И снова пьянел от слов брата, а тот говорил почти шёпотом:

Вӑл, ҫав ученӑй, сехечӗ-сехечӗпе ман шӑнӑрсене туртса тӑпӑлтарчӗ, калаҫать те калаҫать, эпӗ унӑн шухӑшӗсене мар — сӑмахӗсене те ӑнланмастӑп.
Он, учёный-то, часами из меня жилы тянул, говорит и говорит, а я даже слов его не понимаю, не то что мысли.

II сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Анчах шӑллӗ, хӑйӗн шухӑшӗсем айне путса, унӑн сӑмахӗсене илтмерӗ пулас; вӑл сасартӑк, вӑраннӑ пек пулса, хӑйӗн илемсӗр кӗлеткине силлесе илчӗ; ряси ун ҫинчен хура юхӑмсемпе шуса анчӗ, тутисене чалӑштарса, вӑл, ҫилленнӗ пек пулса, питӗ те уҫӑмлӑн калаҫма тытӑнчӗ:
Но брат, должно быть, не слышал его слов, оглушённый своими мыслями; он вдруг тряхнул угловатым телом, точно просыпаясь; ряса потекла с него чёрными струйками, кривя губы, он заговорил очень внятно и тоже как будто сердясь:

Хӑй ытлашши ҫилленсе калаҫма тытӑннине туйса, Петр Артамонов хӑйӗн сӑмахӗсене ҫемҫетме хӑтланчӗ:
Почувствовав, что он стал говорить излишне сердито, Пётр Артамонов попытался сгладить свои слова:

Ашшӗн сӑмахӗсене шута илмесӗр, ывӑлӗ хӑйӗн мӗншӗн фабрикант е мӗнле те пулин урӑх ӗҫ хуҫи пулас килменни ҫинчен ӑнлантарма тытӑнчӗ; вӑл нумай, пӗр вунӑ минута яхӑн каларӗ, вӑхӑчӗ вӑхӑчӗпе ашшӗ унӑн сӑмахӗсенче темле тӗрӗс япала, хӑйӗн пӑтравлӑ шухӑшӗсемпе килӗшсе тӑракан шухӑшсем пуррине те туйрӗ, анчах, пӗтӗмӗшпе илсен, вӑл ывӑлӗ ӑссӑр, ачалла калаҫнине уҫҫӑнах курчӗ.
Не обратив внимания на слова отца, сын начал объяснять, почему он не хочет быть фабрикантом и вообще хозяином какого-либо дела; говорил он долго, минут десять, и порою в словах его отец улавливал как будто нечто верное, даже приятно отвечавшее его смутным думам, но в общем он ясно видел, что сын говорит неразумно, по-детски.

Вӑл ҫав йӑлана пӑхӑнса, ывӑлне пӗр эрне хушши канма пачӗ те, ҫав вӑхӑт хушшинче Илья рабочисемпе «эсир» тесе калаҫнине, каҫсерен Тихонпа тата Серафимпа пӗрле хапха умӗнче темӗн ҫинчен нумайччен калаҫса ларнине асӑрхарӗ, вӑл чӳрече витӗр Тихон сӳрӗк сасӑпа хӑйӗн ухмахла сӑмахӗсене сӑрхӑнтарнине те илтрӗ:
Подчиняясь своей привычке, он дал сыну неделю отдыха и приметил за это время, что Илья говорит с рабочими на «вы», а по ночам долго о чём-то беседует с Тихоном и Серафимом, сидя с ними у ворот; даже подслушал из окна, как Тихон мёртвеньким голосом своим выливал дурацкие слова:

Кӗҫӗн ывӑлӗн ӑссӑр сӑмахӗсене илтмӗш пулса, Артамонов Илья пичӗ ҫине тинкерсе пӑхрӗ; унӑн сӑнӗ чылай улшӑнса ҫирӗпленнӗ, тӗксӗмленнӗ ҫӳҫ пайӑркисемпе витӗннӗ ҫамки халь ытла ҫӳллӗ пек курӑнмасть, кӑвак куҫӗсем путса аннӑ.
Пропустив мимо ушей неумные слова младшего, Артамонов присматривался к лицу Ильи; значительно изменясь, оно окрепло, лоб, прикрытый прядями потемневших волос, стал не так высок, а синие глаза углубились.

— Ку вӑл нимех те мар, — терӗ Петр хуллен, ун ҫине пӑхмасӑр, унтан каллех Попова сӑмахӗсене илтрӗ:
— Это пустяки, — тихо сказал Пётр, не глядя на неё, и услыхал слова Поповой:

Шурӑ абажур айӗнчи пысӑк лампа сӗтел ҫинчи чашӑк-тирӗксемпе кӗмӗл япаласене, ҫамки ҫине симӗс козырек тӑхӑннӑ пӗчӗк хӗрачан яп-яка тураса якатнӑ хурарах пуҫне сӗт тӗслӗ ҫутӑпа ҫутатса тӑрать; хӗрача умӗнче тетрадь выртать, вӑл ҫинҫе кӑранташпа ӳкерчӗксем тӑвать, хӑй амӑшӗн тикӗс те лӑпкӑн юхакан сӑмахӗсене итлеме кансӗрлемесӗр, хуллен мӑкӑртатса юрлать.
Большая лампа под матовым абажуром обливала молочным светом посуду, серебро на столе и гладко причёсанную, тёмную головку маленькой девочки с зелёным козырьком над глазами; пред нею лежала тетрадь, девочка рисовала тонким карандашом и мурлыкала тихонько, не мешая слушать ровную речь матери.

Глебӑн ҫакӑн пек хӑватлӑ вӑй ҫуккине Артамонов пӗлнӗ, ҫавӑнпа та вӑл унӑн ҫирӗпех мар калаҫӑвне, такама кӳрентересрен хӑранӑ пек чӗтрекен сӑмахӗсене итлесе, сасартӑк: — Эпӗ сана, Глеб атте, ҫакна пӗлтерме чӑрмантартӑм: кӑҫал эпӗ ураса тытмастӑп, — терӗ.
Артамонов знал, что такой силой Глеб не обладает, и, слушая его неуверенную речь, слова которой колебались, видимо, боясь кого-то обидеть, он вдруг сказал: — Я тебя, отец Глеб, для того потревожил, чтоб известить: в этом году я говеть не стану.

Анчах та вӑл ҫак сӑмахсем пурте чӗререн тухакан сӑмахсем пулманнине, вӗсем хӑйӗн шухӑшӗсене уҫса параймасӑр, вӗсене шӗкӗлчеме пултараймасӑр, ҫав шухӑшсен ҫийӗпе кӑна шуса пынине туйрӗ; ӑна вӑл тӗпсӗр шӑтӑк хӗрринче ларнӑ пек, ҫитес самантрах ӑна такам, унӑн сӑмахӗсене итлесе, ӑна хуллен пӑшӑлтатса: — Тӗрӗс мар калатӑн, — тесе, ҫав шӑтӑка тӗртсе антарса ярассӑн туйӑннӑ.
Но он чувствовал, что все эти слова какие-то наружные, они скользят по мыслям, не вскрывая их, не в силах разгрызть, и ему казалось, что сидит он на краю ямы, куда в следующую минуту может столкнуть его кто-то, кто, следя за его речью, нашёптывает: «Неправду говоришь».

I сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Хӑйӗн сӑмахӗсене ют ҫын сӑмахӗсене итленӗ пек итлесе, Петр хӑйне хӑлхинчен турткаларӗ, ӳпкелешрӗ, ятлаҫрӗ.
Слушая свои слова, как чужие, Пётр дёргал себя за ухо, жаловался, упрекал:

Арӑмӗн сӑмахӗсене вӑл ухмахла сӑмахсем вырӑнне шутларӗ, ҫапах та унӑн хуйхи сӑлтавсӑр маррине, ку вӑл — ӑслӑ хуйхӑ пулнине чӗререн тӗлӗнсе туйса илчӗ.
Слова жены он находил глупыми, но с изумлением чувствовал законность её горя и понимал, что это умное горе.

Вӗсене итлесе, Петр Тихон сӑмахӗсене: «Юрататӑп шӑнкӑрчсене — шуйттансем евӗрлӗ вӗсем», тенине аса илчӗ.
Петр вспомнил слова Тихона: «Не люблю скворцов, — на чертей похожи».

Никита ӑна, асӑрханса, ҫемҫен кӑна Алексейпе Орлова ҫинчен каласа парать, анчах пиччӗшӗ ун сӑмахӗсене лайӑххӑн итлемесӗрех аллипе сулать:
Никита мягко и осторожно говорит ему об Алексее, о девице Орловой, но брат отмахивается рукою, видимо, не вслушавшись в его слова.

Илья Артамоновшӑн тепӗр чухне хула ҫыннисем хӑй ҫине тӑшманла пӑхма пӑрахнӑ пек туйӑннӑ; Дрёмов ҫыннисем ун умӗнче сума суса картузӗсене хывнӑ, вӑл Ратский княҫсем ҫинчен каласа панисене тимлӗн итленӗ, ҫапах та кам та пулин, ялан тенӗ пекех, ун сӑмахӗсене мӗн пирки те пулин мӑнкӑмӑлланса асӑрхаттармасӑр ирттерсе яман:
Илье Артамонову иногда казалось, что он уже преодолел ленивую неприязнь города; дрёмовцы почтительно снимали пред ним картузы, внимательно слушали его рассказы о князьях Ратских, но почти всегда тот или другой не без гордости замечал:

Начальник хыттӑнах айӑпланинчен тата вӑл сӑмахӗсене хаяр сасӑпа каланинчен хӑраса ӳксе, Мерзляков васкаса тӳрре тухма тӑрӑшрӗ:
Мерзляков, напуганный серьезностью обвинений начальника и тоном, каким они были высказаны, стал торопливо оправдываться:

Вуниккӗмӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

Батманов сӑмахӗсене темле хӑвӑрттӑн каларӗ, ыйтса пӗлнипе Панкова пулӑшма ҫуккине ӑнланчӗ вӑл.
Батманов бросал слова как-то механически, понимая главное: расспросами Панкову уже не помочь.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика