Шырав

филька

— Ыран тахӑшӗ-пӗри Кольӑпа каток ҫине каять, — терӗ Филька.
— А завтра кто-то с Колей пойдет на каток, — сказал Филька.

Филька ӑна темиҫе хут чӗнчӗ.
Филька несколько раз позвал ее.

Йывӑҫпа юнашарах кантӑк умӗнче Филька тӑлӑххӑн тӑрать.
Рядом с ней у окна стоял одиноко Филька.

Крыльца ҫине ҫара пуҫӑнах тухнӑ Филька, Таньӑна хуллен чӗнчӗ.
Филька вышел без шапки на крыльцо и тихо окликнул Таню.

Филька сӑмах чӗнмесӗр куҫса тӑчӗ, хӗрачана хӑнасем курасран хупларӗ.
Филька молча отодвинулся, заслонив ее от взглядов гостей.

Филька тепӗр пӳлӗме пӑхрӗ, унта тӗттӗм, краватьсем ҫинче кӗрӗксем выртаҫҫӗ.
Филька заглянул в другую комнату, где было темно и на кроватях лежали шубы.

Филька тесен, вӑл апельсинне Таньӑпа пӗрле ҫиме хӗвне чикрӗ.
Тогда Филька сунул свой апельсин за пазуху, чтобы поделиться им с Таней.

Филька хӑйӗн апельсинне ашшӗ патне йӑтса пычӗ.
Сам же Филька принес свой апельсин отцу.

Вӗсем хыҫҫӑн Филька, унпа пӗрле ашшӗпе амӑшӗ тата виҫӗ пӗчӗк шӑллӗ, хулана йытӑсемпе килнӗскерсем, ҫитрӗҫ.
Вслед за ними пришел Филька с отцом, с матерью и с тремя маленькими братьями, на собаках приехавшими к нему в город.

Филька вӗсен хушшине вӑйпах хӗсӗнсе кӗчӗ те ун хыҫҫӑн талпӑнса утакан ачасен ушкӑнӗ вӗсене анлӑ юханшыв пек ик еннелле уйӑрчӗ.
Филька с силой протиснулся между ними, а за ним толпа, стремящаяся вперед, широкой рекой разъединила их.

— Ҫапла ӗнтӗ, ҫапла, — ассан сывласа илчӗ Филька, — ыран Ҫӗнӗ ҫул, эпӗ астӑватӑп — ку санӑн праҫникӳ.
— Да, да, — вздохнул легонько Филька, — завтра Новый год, я помню — это твой праздник.

— Мӗн эсӗ айванла калаҫатӑн, Филька, — терӗ вӑл, тата пушшех хӗрелсе.
— Что ты глупости говоришь, Филька! — сказала она, покраснев еще сильнее.

Вдруг Филька обнял обоих.

— Куна Таня тутӑр! — терӗ Филька.
— Пусть это сделает Таня! — крикнул Филька громче всех.

— Пирӗн те-ҫке… — терӗ те Филька, ҫав самантрах калаҫми пулчӗ, мӗншӗн тесен вӗсен хваттер хуҫи арӑмӗ килӗнче чечек тытмасть.
— У нас же… — сказал Филька и в то же мгновение умолк, потому что его хозяйка не держала цветов в своем доме.

Филька вара нимӗн те ӑнланмасть, вӑл хӑйӗн чӗлхине, ялан шӑлсем ҫумне тулӑксӑр ҫапӑнакан, ҫӑвара мӗн лекнӗ ҫавна чӑмлама пулӑшакан, анчах ҫакӑн пек пӗр сӑвӑ та туса калайман чӗлхине, пӗр шеллемесӗр тӑпӑлтарса кӑларнӑ пулӗччӗ.
А Филька ничего не понимал и готов был без сожаления вырвать свой язык, который только и делал, что колотился без толку о его зубы, помогая им жевать все, что попадало в рот, а ни одного такого стиха сочинить не мог.