Шырав

Шырав ĕçĕ:

пуп сăмах пирĕн базăра пур.

пуп (тĕпĕ: пуп) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Сухаллӑ купецсем, хулӑн ҫуса лартнӑ юра йывӑр урисемпе мӑнаҫлан та чыслӑн таптаса, самӑр та тӗреклӗ пуп таврашӗсем хыҫҫӑн вӑкӑр кӗтӗвӗ пек утнӑ; вӗсем турӑшсем, хоругвисем йӑтса пынӑ; хулари мӗнпур чиркӳсен пӗрлештернӗ хорӗ хыттӑн, ӗнентерӳллӗн юрланӑ:
Бородатое купечество, важно и благочестиво утаптывая тяжёлыми ногами обильно выпавший снег, тесным стадом быков шагало за кряжистым, золотым духовенством; несло иконы, хоругви; соединённый хор всех церквей города громогласно и внушительно пел:

III сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

«Глеб пуп та ҫавнах каланӑ, Горицветов та, тата ыттисем те нумайӑшӗ ҫавнах каланӑ. Ҫапла ҫав, ҫынсем эрешмен картине лекнӗ шӑнасем пекех тапаҫланаҫҫӗ».
«Поп Глеб то же говорил, и Горицветов, и ещё многие. Да, мухами в паутине бьются люди».

Вӗсем савӑнӑҫлӑ шуйттана пӑхӑнса кӗлтӑваҫҫӗ, эпӗ — вӗсен настоятелӗ, пуп пекки, янӑравлӑ шӑмӑ!
Они весёлому чёрту послух несут, а я у них — настоятель, вроде попа, звонкие косточки!

II сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Эсир пӗлетӗр вӗт, Александр — пирӗн Глеб пуп тӑванӗн ачи, апла пулсан, вӑл — вырӑс.
Вы знаете, что Александр племянник нашего священника Глеба, значит — русский.

— Акӑ, Глеб пуп мана пӗр граф ҫинчен каласа пачӗ…
— А вот поп Глеб рассказывал мне про одного графа…

Вӗсем кӑшкӑрашнине итлесе, вӑл пуп ӳпкелешсе каланине аса илнӗ:
Слушая их крики, он вспоминал жалобу попа:

— Язычниксен юрри, — терӗ пуп, унтан сӗтел патне пырса ларчӗ те айӑплӑн кулса илчӗ.
— Языческая песня, — сказал поп, присаживаясь к столу, и виновато усмехнулся.

Хӑй чухӑн пулнипе пуп калуш тӑхӑнса ҫӳреймен.
По бедности своей поп не носил галош.

— Мӗншӗн апла вара? — шухӑша кайса ыйтрӗ те пуп, ответне кӗтсе илеймесӗрех: — Хӑвӑрӑн кӑмӑлӑр умӗнче хӑвӑр ответ тытатӑр, — терӗ.
— Что ж так? — задумчиво спросил поп и, не дождавшись ответа, сказал: — Отвечаете пред совестью своей.

Ҫак пуп пилсӗр пулманшӑн, вӑл пуринпе те йӑваш калаҫнӑшӑн, чиркӳре лайӑх кӗлтунӑшӑн, пуринчен ытла вилнӗ ҫынсем пирки тӑрӑшсах кӗлтунӑшӑн хулари чухӑн ҫынсем ӑна ҫав тери ырӑ ҫын вырӑнне хунине Петр пӗлнӗ.
Он знал, что бедняки города смотрят на Глеба как на блаженного за то, что этот поп не жаден, ласков со всеми, хорошо служит в церкви и особенно трогательно отпевает покойников.

Вара тӗксӗм кӗтесрен пуп сӑмахӗ илтӗнсе кайрӗ, анчах унӑн калаҫӑвӗ ӳпкелешӳ майлӑ пулса тухрӗ.
Тогда из сумрачного угла потекла речь попа, очень похожая на жалобу.

Ырхан, курпунтарах пуп каҫхине пырса кӗчӗ те хуллен кӗтессе пырса ларчӗ; вӑл, вӑрӑм пӗвлӗскер, яланах кӗтессене, тӗттӗмрех, тӑвӑртарах ҫӗре ларма тӑрӑшнӑ; ҫакна пула вӑл намӑсран пытаннӑ пек туйӑннӑ.
Тощий, сутулый поп пришёл вечером, тихонько сел в угол; он всегда засовывал длинное тело своё глубоко в углы, где потемнее, тесней; он как будто прятался от стыда.

Пысӑк сӗтел хушшинче хӑнасем лараҫҫӗ: лӑпкӑ пуп Глеб, цыган пек хура та кӑтра пуҫлӑ механик Коптев, тап-таса ҫӑвӑннӑ конторщик Никонов.
За большим столом сидели гости: тихий поп Глеб, механик Коптев, чёрный и курчавый, как цыган, чисто вымытый конторщик Никонов.

Глеб пуп питӗ тӑрӑшса кӗлтурӗ: халӗ вӑл тата та ытларах ырханланса, типсе кайнӑ; унӑн пӑсӑлнӑ сасси, юлашки вӑя пухса тархасланӑ пек, хурлӑхлӑн янӑрать; чахоткӑллӑ рабочисен шурса кайнӑ сӑнӗсем салхулланнӑ, турӑш пек пулса тӑнӑ, хӗрарӑмсенчен нумайӑшӗ ӗсӗклесе макӑраҫҫӗ.
Очень благолепно служил поп Глеб; он стал ещё более худ и сух; надтреснутый голос его, произнося необычные слова, звучал жалобно, как бы умоляя из последних сил; серые лица чахоточных ткачей сурово нахмурились, благочестиво одеревенели; многие бабы плакали навзрыд.

Ҫичӗ ҫула ҫитсен, Илья Глеб пуп патӗнче хутла вӗренме пуҫларӗ.
Семи лет Илья начал учиться грамоте у попа Глеба.

Чиркӗве светить тутарнӑ тата ашшӗпе хӑйсен ачисен вилтӑприсем ҫинче панихида тунӑ хыҫҫӑн, Артамоновсем масар ҫинчен халӑх саланасса кӗтсе тӑчӗҫ те, Ульяна Баймакова вилтӑпри картинчи хурӑнсем айӗнче ларса юлнине асӑрхаман пек пулса, васкамасӑр килелле кайрӗҫ; вӗсен васкама кирлӗ пулман, мӗншӗн тесен пуп таврашӗсемпе палланӑ ҫынсене тата служащисемпе рабочисене хӑналамалли апат виҫӗ сехетре тин пуҫланмалла пулнӑ.
После освящения, отслужив панихиду над могилами отца и детей своих, Артамоновы подождали, когда народ разошёлся с кладбища, и, деликатно не заметив, что Ульяна Баймакова осталась в семейной ограде на скамье под берёзами, пошли не спеша домой; торопиться было некуда, торжественный обед для духовенства, знакомых и служащих с рабочими назначен в три часа.

— Кун пек тума Глеб пуп канаш памарӗ пуль-ҫке сире?
— Это не поп ли Глеб насоветовал вам?

I сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Часах ҫӳллӗ, кӑшт курпунтарах, Христос сухалӗ пек сухаллӑ, кичем куҫлӑ пуп пырса ҫитрӗ.
Пришёл высокий, сутулый священник с Христовой бородкой и грустными глазами.

Исправник ҫакӑншӑн Артамонова мухтанӑ, Ильинскри чухӑн приходри ҫамрӑк пуп ӑна ҫын вӗлернӗшӗн чиркӳре хӗрӗх каҫ кӗлтуса тӑмалла тунӑ.
Исправник похвалил Артамонова за это, а молодой священник бедного Ильинского прихода наложил эпитимью за убийство — сорок ночей простоять в церкви на молитве.

Чахоткӑллӑ Василий пуп та ун майлах саптарать:
Чахоточный поп Василии вторил ему:

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика