Шырав

Шырав ĕçĕ:

калаҫнине (тĕпĕ: калаҫ) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Ҫак йӑваш чӑлах ҫын ҫиллессӗн, тарӑхса кайнӑ пекех калаҫнине илтни тӗлӗнтерчӗ, — ун пекки унӑн нихҫан та пулман.
Было странно слышать, что этот кроткий урод говорит сердито, почти со злобой, совершенно не свойственной ему.

IV сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Митя фабрика тӑрӑх тилӗ чуппипе чупса ҫӳренӗ, Мирон рабочисемпе тата служащисемпе кӳрентермелле хаяррӑн, ҫилӗпе калаҫнине кулӑшла сӑмахсемпе, хаваслӑ шӳтсемпе шӑлса якатса пынӑ.
Митя бегал по фабрике лисьим бегом и ловко заметал пушистым хвостом смешных слов, весёлых шуточек сухую, обидную строгость Мирона с рабочими и служащими.

Яковӑн куҫӗсем хуралса килчӗҫ, вӑл ӗнтӗ тетӗшӗпе пиччӗшӗ мӗн ҫинчен калаҫнине те итлеме пултараймарӗ.
У Якова потемнело в глазах, и он уже не мог слушать, о чём говорит дядя с братом.

— Санӑн унта вӗсем — шукӑль Седов, чалӑш Морозов, унӑн шӑллӗ Захарка, вӗсемпе пӗрлех Зинаидка та мӗн калаҫнине итлесе пӑхасчӗ, — вӗсем тӳррӗнех калаҫҫӗ: ют ҫын аллисемпе туса пыракан ӗҫ — сиенлӗ ӗҫ вӑл, ӑна пӗтерсе хурас пулать, теҫҫӗ…
— Ты послушал бы, что они там говорят, Седов-щёголь, кривой Морозов, брат его Захарка, Зинаидка тоже, — они прямо говорят: которое дело чужими руками строится — это вредное дело, его надо изничтожить…

III сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Унпа пӗрле ярмаркӑри чи лайӑх трактирсен кабинечӗсенче паллӑ купецсен ушкӑнӗнче ирхи тата кӑнтӑрлахи апатсем ҫисе, Петр, самаях тӗлӗнсе, Алексей хӑйне камит ҫынни пек тыткаланине, пуянсене култарма, савӑнтарма тӑрӑшнине курчӗ, анчах та лешсем, вӑл камитле хӑтланнине асӑрхамасӑр пулас, Алексее палӑрмаллах юратнӑ, хисепленӗ, вӑл чакак пек шатӑртатса калаҫнине тинкерсех итленӗ.
Завтракая, обедая с ним в кабинетах лучших трактиров ярмарки, в компании именитых купцов, Пётр с немалым изумлением видел, что Алексей держится как будто шутом, стараясь смешить, забавлять богачей, но они, должно быть, не замечая шутовского, явно любили, уважали Алексея, внимательно слушали сорочий треск его речей.

Шӑллӗ хаваслӑн калаҫнине итленӗ май, вӑл ҫак ҫын хӑйӗнчен пуян тата, тен, унран ӑслӑрах ҫынсене, пӗтӗм ҫӗршыври суту-илӗве алӑра тытса тӑракан ҫынсене темле майпа хӑйне хисеплеттерни ҫинчен шухӑшларӗ; тепӗр шӑллӗ, монастырте пытанса, ӑслӑ та тӗрӗс ҫын ятне илет, анчах та ӑна, Петра, ӑнсӑртран пулакан ӗҫсем тытса ҫураҫҫӗ.
Под оживлённый говорок брата он думал, что вот этот человек достиг чем-то уважения и дружбы людей, которые богаче и, наверное, умнее его, они ворочают торговлей всей страны, другой брат, спрятавшись в монастыре, приобретает славу мудреца и праведника, а вот он, Пётр, предан на растерзание каким-то случаям.

Шӑллӗ судья сассипе, аслӑрах ҫын сассипе калаҫнине итлемелле пулни питӗ кӳрентерчӗ; Алексей тата мӗн калассине кӗтме хӑрушӑ пулчӗ.
И было очень обидно слышать, что брат говорит голосом судьи, словами старшего; было жутко ждать, что ещё скажет Алексей.

Шӑллӗ хӑйӗн сӑмахне темле ҫӗнӗ кулӑшсемпе илемлетсе хавассӑн калаҫнине итлесе, Петр унӑн ҫивӗчлӗхне ӑмсанчӗ, каллех Никитӑна аса илчӗ; ашшӗ курпуна йӑпатса лӑплантаракан ҫын тӑвасшӑнччӗ, анчах та вӑл ҫав ухмахла, хӗрарӑм ӗҫӗпе пӑтрашса кайрӗ те — халӗ ҫук ӗнтӗ.
И, слушая бойкую, украшенную какими-то новыми прибаутками речь брата, позавидовал его живости, снова вспомнил о Никите; горбуна отец наметил утешителем, а он запутался в глупом, бабьем деле, и — нет его.

II сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Ашшӗн сӑмахӗсене шута илмесӗр, ывӑлӗ хӑйӗн мӗншӗн фабрикант е мӗнле те пулин урӑх ӗҫ хуҫи пулас килменни ҫинчен ӑнлантарма тытӑнчӗ; вӑл нумай, пӗр вунӑ минута яхӑн каларӗ, вӑхӑчӗ вӑхӑчӗпе ашшӗ унӑн сӑмахӗсенче темле тӗрӗс япала, хӑйӗн пӑтравлӑ шухӑшӗсемпе килӗшсе тӑракан шухӑшсем пуррине те туйрӗ, анчах, пӗтӗмӗшпе илсен, вӑл ывӑлӗ ӑссӑр, ачалла калаҫнине уҫҫӑнах курчӗ.
Не обратив внимания на слова отца, сын начал объяснять, почему он не хочет быть фабрикантом и вообще хозяином какого-либо дела; говорил он долго, минут десять, и порою в словах его отец улавливал как будто нечто верное, даже приятно отвечавшее его смутным думам, но в общем он ясно видел, что сын говорит неразумно, по-детски.

Вӑл ҫав йӑлана пӑхӑнса, ывӑлне пӗр эрне хушши канма пачӗ те, ҫав вӑхӑт хушшинче Илья рабочисемпе «эсир» тесе калаҫнине, каҫсерен Тихонпа тата Серафимпа пӗрле хапха умӗнче темӗн ҫинчен нумайччен калаҫса ларнине асӑрхарӗ, вӑл чӳрече витӗр Тихон сӳрӗк сасӑпа хӑйӗн ухмахла сӑмахӗсене сӑрхӑнтарнине те илтрӗ:
Подчиняясь своей привычке, он дал сыну неделю отдыха и приметил за это время, что Илья говорит с рабочими на «вы», а по ночам долго о чём-то беседует с Тихоном и Серафимом, сидя с ними у ворот; даже подслушал из окна, как Тихон мёртвеньким голосом своим выливал дурацкие слова:

Вӑл нумайччен темӗн ҫинчен каларӗ, мӗн калаҫнине хӑй те лайӑххӑн пӗлеймерӗ: Ольга сӗтел ҫине чавсаланса, ӑна тимлӗн итлерӗ, Петрӑн сӑмахсем пӗтсе ҫитсен: — Халь ӗнтӗ мана итле… — терӗ.
Он долго говорил что-то, что самому ему было неясно, Ольга слушала, облокотясь на стол, а когда у него иссякли слова, сказала: — Теперь послушай меня…

Артамонов ҫине тӑрсах ҫак юмахӑн тӗп шухӑшне ӑнланма тӑрӑшрӗ, анчах хӗрӗ вӗрентме тӑрӑшнӑ сасӑпа калаҫнине итлеме ӑна кулӑшла тата кӳренӳллӗ пулчӗ, ҫакӑ вара ӑна ӑнланма кансӗрлерӗ.
Артамонов добросовестно старался понять смысл этой сказки, но было смешно и досадно слышать, что дочь говорит поучающим тоном, это мешало понимать.

Артамонов чӳрече витӗр пӑхрӗ те ывӑлӗ, чышкисемпе сулкаласа, киревсӗр Павлушка Никоновпа хавхалансах калаҫнине курчӗ.
Выглянув в окно, Артамонов увидал, что сын, размахивая кулаком, возбуждённо беседует с дрянненьким Павлушкой Никоновым.

Хӑш чухне Яков тӑвакан ӗҫсене те, вӑл калаҫнине те ӑнланма йывӑр.
Иногда в поступках Якова замечалось что-то непонятное и как будто нехорошее.

— Эпӗ те чун ҫинчен, ӑна этемрен уйӑрса, усрава илнӗ тӑлӑх ача ҫинчен калаҫнӑ пек калаҫнине ӑнланмастӑп.
— А я не понимаю, когда о душе говорят отдельно от человека, как будто о сироте-приёмыше.

Наталья хӑй таврашӗнчи ҫынсем пурте шанчӑклӑн калаҫнине, вӗсенчен кашниех мӗн те пулин ҫинчен лайӑх пӗлнине курать, вӑл ҫав ахаль сӑмахсемех, пӗр-пӗринпе таччӑн ҫыхӑнса тӑрса, кашни ҫын валли темле ҫирӗп чӑнлӑхӑн пӗр катӑкне катса панине, ҫынсем пӗр-пӗринчен хӑйсем калакан сӑмахсемпе уйрӑлса тӑнине курса тӑрать.
Наталья видит, что все вокруг её говорят уверенно, каждый что-то хорошо знает, она именно видит, как простые твёрдые слова, плотно пригнанные одно к другому, отгораживают каждому человеку кусок какой-то крепкой правды.

I сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

— Туй мар ку — суд, — тесе шухӑшлать те вӑл татах ҫынсем калаҫнине илтет:
«Не свадьба, а — суд», — думает он и слышит:

Ашшӗ хӑйне ирӗксӗр тыткаланине Петр кӑштах ӑнланать; хӑнасем ӳсӗр сасӑсемпе кӑшкӑрашнӑ хушӑрах вӑл Помялов тӑрӑхласа калаҫнине, Барская хулӑн сасӑпа питленине, Житейкин йӗкӗлтесе кулнине илтет.
Пётр смутно понимает, что отец неладно держит себя; в пьяном рёве гостей он чутко схватывает ехидные возгласы Помялова, басовитые упрёки Барской, тонкий смешок Житейкина.

Вӑл аслисем калаҫнине хисеплесе итлесе тӑрать.
Он почтительно слушает беседу старших.

Вӑл ӗнтӗ кампа калаҫнине тавҫӑрса илчӗ.
Он уже догадался, с кем говорит.

Вуниккӗмӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика