Шырав

Паганель

— Мӗнле пулсан та, — терӗ Паганель, ӳкӗтлесе, — ӑна хирӗҫлесе тӑмалла мар.
— Как бы слаба она ни была, — убеждённо ответил Паганель, — нельзя ею пренебречь.

Хӑйне итлекенсен йӑлтӑркка куҫӗсене курса, ҫав шанӑҫ кашнин чун-чӗринче ҫӗнӗрен амаланма пуҫланине Паганель ӑнланчӗ.
По блеску глаз своих слушателей Паганель понял, что в глубине души у каждого снова затеплилась надежда.

— Ӑна кӑтартса параканни нимӗн те ҫук, — терӗ Паганель, хыпаланса.
— Ничто не доказывает правильности такого предположения, — живо возразил Паганель.

— Мӗншӗн пултараймасть? — тесе йӑл кулса ыйтрӗ Паганель.
— Невозможно? Почему? — улыбаясь, спросил Паганель.

— Грант капитан, — терӗ Паганель, хавхаланса, — ҫак хута ҫырнӑ самантрах тыткӑнри ҫын пулнӑ тесе каласшӑн эпӗ.
— Я хочу сказать, — ответил торжественно Паганель, — что капитан Грант был уже пленником в тот момент, когда он писал эту записку.

— Сире ҫак тӗлте чарам-ха, хаклӑ ҫыннӑм, — терӗ Паганель Гленарвана.
— Позвольте прервать вас здесь, дорогой Гленарван, — сказал Паганель.

Паганель унчченхи пекех чӗнмест.
Паганель по-прежнему хранил молчание.

— Паганель, — терӗ вӑл, — эпӗ сирӗн пуҫ ҫине шанатӑп.
— Паганель, — сказал он, — я обращаюсь к вашей мудрости.

Паганель документсене ҫӗнӗрен туртса кӑларчӗ, мӗн те пулсан ҫӗнӗ кӑтартусем тупас тесе, вӗсене акӑш-макӑш хытӑ пӑхса сӑнама пуҫларӗ.
Паганель снова вытащил документы и принялся рассматривать их с удвоенным вниманием, пытаясь извлечь из них новые указания.

Хула мӗншӗн ҫакӑн пекех чухӑна тӑрса юлни ҫинчен Паганель сӑмах тапратса ярасшӑн, анчах Гленарваншӑн пулсан, ӑна пӗлме нимне те кирлӗ мар.
Гленарван не проявил никакого желания доискиваться причин этого упадка, хотя Паганель и пытался затеять разговор на эту тему.

Жак Паганель, ҫӗнӗ тинӗсе хаваслӑ кӑшкӑрусемпе саламласа, кӑмӑлӗпех Фердинанд Магелланран та кая мар чӳхенчӗ пулмалла; хӑйӗн «Тринидачӗ» Лӑпкӑ океанӑн хумӗсем ҫине кӗрсе кайсан, ҫавӑн пек хавхаланса пӑлханнӑ имӗш Магеллан.
Жак Паганель, восторженно приветствуя новое море, был, вероятно, не менее взволнован, чем Фердинанд Магеллан в тот момент, когда его «Тринидад» закачался на волнах Тихого океана.

— Эсир хӑшӗ тӗрессине пӗлесшӗн? — терӗ Паганель.
— Вы спрашиваете, где правда? — ответил Паганель.

— Кэвендиш каланипе вӗсем тӗреклӗ те ҫӳллӗ ҫынсем, — тет чарӑна пӗлмесӗр Паганель Гаукинс улӑп тесех каланӑ вӗсене.
— Кэвендиш уверяет, что они крепкие и рослые люди, — продолжал Паганель, — Гаукинс называет их великанами.

— Ҫӳревҫӗсем кашни тӗрлӗрен калаҫҫӗ, — пӳлчӗ ӑна Паганель.
— Эти путешественники отчаянно противоречат друг другу, — перебил его Паганель.

— Кӑна йышӑнатӑп, — терӗ Гленарван, — Патагонецсене мӗнле каламаллине пӗлместпӗр тейӗпӗр, анчах вӗсен пӗвӗ пирки тӑракан ыйтусенче нимӗнле уйрӑмлӑх та ҫук тесен, пирӗн Паганель тусӑмӑр ӗненессе шанатӑп эпӗ.
— Принимаю его, — сказал Гленарван, — но я надеюсь, наш друг Паганель признает, что если существует сомнение насчёт имени патагонцев, то в вопросе о высоте их роста нет расхождений.

— Сире вӑл пурпӗрех пулсан та, эсир ӑна ҫав-ҫавах пӗлетӗр! — терӗ Паганель.
— И тем не менее вы это узнаете, равнодушный вы человек! — сказал Паганель.

— О, ят вӑл ниме те пӗлтермест, — терӗ кӑна хирӗҫ Паганель.
— О, имя ничего не доказывает, — отвечал Паганель.

Патагони ҫыннисем курӑнманнипе Паганель аванах пӑшӑрханма пуҫларӗ, вӑл тек-текех хӑйне хӑй кӳренсе ӳпкелешнине курса ыттисем те хавхаланса пыраҫҫӗ.
Паганель очень огорчался, что патагонцы не показываются, и сетования учёного по этому поводу немало позабавили его спутников.

Жак Паганель куҫӗсене пӗрре те ҫӗр ҫинчен илмест, кашни чул татӑкне темскер вырӑнне хурса сӑнать.
Жак Паганель не спускал глаз с земли, жадно рассматривая каждый камешек.