Шырав

Шырав ĕçĕ:

хӑйне (тĕпĕ: ) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Никам та, тӑванӑм, ытах та ӑслӑ ҫын пулсассӑн, хӑйне убытка тӑвасшӑн ӗҫлемест…
Никто, брат, себе в убыток не действует, ежели он умный…

IV // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Ӑна пӗлӗш-тантӑшӗсем ҫавӑрса илнӗ, ачашланӑ, йӑпатнӑ; вӑл, вӗсене итлесе, пурте хӑйне шелленине, пуриншӗн те хӑй хаклӑ пулса тӑнине ӑнланнӑ.
Его обступили знакомые, внушительно и ласково утешая; он слушал их и понимал, что все они его жалеют и он стал дорог всем.

IV // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Анчах капла енчен енне пуҫа пӑркаласа пыни хӑйне килӗшес ҫуккине вӑл ҫавӑнтах тавҫӑрса илнӗ.
И тут же он сообразил, что не подобает ему вертеть головой из стороны в сторону.

IV // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Хыттӑн ҫывӑракан Фома хӑйне хултан такам силленипе вӑранса кайнӑ.
Фома крепко спал и вдруг почувствовал, что его трясут за плечо.

III // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Вӑл пур чухне Фома хӑйне хӑй кӑнттаммӑн, катмаррӑн, йывӑррӑн туйнӑ: ҫак ӑна кӳрентернӗ, вӑл вара, Софья Павловнӑн пысӑк куҫӗсем хӑй ҫине ачашшӑн пӑхнӑ чух, нар пек хӗреле-хӗреле кайнӑ.
В ее присутствии Фома чувствовал себя неуклюжим, огромным, тяжелым; это обижало его, и он густо краснел под ласковым взглядом больших глаз Софьи Павловны.

Тантӑшӗсем те ӑна хӑйне ҫакӑн пек тыткаланӑшӑн юратман, ун кӑмӑлӗнче вӗсем хӑйсене кӳрентерекен мӑнаҫлӑх курнӑ.
Сверстники тоже не любили его за эту сдержанность, в которой чувствовали гордость, обидную им.

Унӑн пиҫсе ҫитнӗ ҫын пек тата ӗҫлӗ ҫын пек курӑнас хапсӑнуллӑ кӑмӑл пулнӑ, анчах вӑл, ӗлӗкхи пекех, юлташсӑр пурӑннӑ, хӑйне тантӑш хуҫа ывӑлӗсемпе кулленех тӗл пулса тӑнӑ пулсан та, унӑн вӗсемпе туслашас кӑмӑл пулман.
В нем было много честолюбивого стремления — казаться взрослым и деловым человеком, но жил он одиноко, как раньше, и не чувствовал стремления иметь друзей, хотя каждый день встречался со многими из детей купцов, сверстниками своими.

Ытах та, хӑй тӗллӗнех тытса тунӑ ӗҫӗнче ӑнӑҫлӑх курсан, ку тӗлӗшпе ашшӗ ырласа кулнине тивӗҫлӗ пулсан, вара вӑл хӑйне телейлӗн, мӑнаҫлӑн туйнӑ…
Он чувствовал себя счастливым и гордым, если порой ему удавалось распорядиться за свой страх чем-нибудь в отцовском деле и заслужить одобрительную усмешку отца.

Вара вӑл шанӑҫсӑррӑн хӑйне хӑй йӗрлеме пуҫланӑ…
И подозрительно следил за собой…

Хӑй пек тантӑшӗсенчен хӑйне темӗскер уйӑрса тӑнине вӑл хӑй те туйнӑ, анчах мӗскер вӑл — ӑна Фома ӑнланса илеймен.
Он сам чувствовал в себе что-то особенное, отличавшее его от сверстников, но тоже не мог понять — что это такое?

— Анфиса аппа ӑҫта? — ыйтнӑ Фома, халӗ, ашшӗпе ҫеҫ юлсан, хӑйне темскершӗн аванах мар туйса.
— Где же тетка Анфиса? — спросил Фома, чувствуя, что теперь, наедине с отцом, ему стало почему-то неловко.

Фома хӗрарӑм енне чӗмсӗррӗн пуҫ тайса илнӗ, вӑл Маякин мӗнле ответ туяннине те, ашшӗ хӑйне мӗн каланине те итлемен.
Фома молча поклонился ей, не слушая ни ее ответа Маякину, ни того, что говорил ему отец.

Пӑлаки пӑрахса каяссине Фоман ӗненес килмен, юлашкинчен — Хусана ҫитиччен пӗр каҫ малтан — хӗрарӑм хӑйӗн сӑмахне тепӗр хут каласан, Фома тӗксӗмленсе кайнӑ, хӑйне пӑрахтарасшӑн мар пулса, вӑл ӑна ӳкӗтлеме пуҫланӑ.
Фоме не верилось, что Палагея уйдет от него, и когда — за ночь до прибытия в Казань — она повторила свои слова, Фома потемнел и стал упрашивать ее не бросать его.

Ӗмет те ӗмет вӑл ҫанӑн сӗткенне, хӑйӗнне вара нимӗн те памасть, сана типӗтет, хӑйне упрать, ахалех сан чӗрӳне суранлать…
Будет она из тебя сок пить, а себя сбережет, — только даром сердце тебе надсадит…

Йӗкӗт ытамӗнче хӑйӗн яшлӑхӗн пумилккине тӑвакан вӑтӑр ҫулхи хӗрарӑмпа ҫуйханни Фомана ӗҫре чӑрмантарман; вӑл юратура та, ӗҫре те хӑйне хӑй ҫухатман, унта та, кунта та вӑл хӑйӗн мӗнпур пеккине пӗтӗмӗшпех панӑ.
Увлечение Фомы тридцатилетней женщиной, справлявшей в объятиях юноши тризну по своей молодости, не отрывало его от дела; он не терялся ни в ласках, ни в работе, и там и тут внося всего себя.

Капитан Фома ҫине тарӑхнӑ, вӑл хӑйне нарастаран кӳрентернӗн шутланӑ; анчах, ҫав вӑхӑтрах, хӑйӗн ҫинче ҫирӗп те чӑн-чӑн хуҫа аллине туйса илнӗ.
Капитан был зол на Фому и считал себя напрасно обиженным; но в то же время почувствовал над собой твердую, настоящую хозяйскую руку.

Ефим, ҫакна кура, чылаях шикленнӗ пулсан та, ҫапах хӑйне хӑй тивӗҫлӗн тытса: — Чӑнах та ӗнтӗ, эсир кунта, Фома Игнатьич, хуҫа пулатӑр та… анчах мана: астусах тӑр, Ефим, тесе хытарнӑ-ҫке… тата эп кунта — капитан…
Ефим, хотя и струсил, но с достоинством заговорил: — Хоша вы, Фома Игнатьич, и хозяин… но как мне сказано «следи, Ефим…» и я здесь — капитан…

Пуҫне ӳпкевлӗн пӑркаласа, Ефим хӑйне мӗн хушнине тунӑ, унтан, пусӑрӑннӑ сасӑпа: — Мӗнле, вӑл та пирӗнпе-им? — тесе ыйтнӑ.
Укоризненно покачав головой, Ефим сердито исполнил приказание и потом, пониженным голосом, спросил: — Так что — и она с нами?

Фома унӑн ҫара хулпуҫҫийӗсен шурӑ мӑкӑлӗсем чӗтреннине курнӑ, йывӑррӑн сывланине илтнӗ, — вара ӑна хӑйне те йывӑр пулса кайнӑ.
Фома видел, как дрожали белые комья ее обнаженных плеч, слышал тяжелые вздохи, ему стало тяжело.

Фоман ҫак пӑшӑлтату сассипе темӗншӗн йӗрес килсе кайнӑ; чӗри ун тутлӑ тимсӗлӳпе сӑрӑлтатнӑ; вӑл хӗрарӑмӑн кӑкӑрӗ ҫумне хыттӑн лӑпчӑнса, ӑна ыталаса, чӑмӑртаса илнӗ, темӗнле, хӑйне те ӑнланмалла мар сӑмахсем кала пуҫланӑ…
А Фоме плакать захотелось под ее шёпот, сердце его замирало в сладкой истоме; крепко прижавшись головой к ее груди, он стиснул ее руками, говоря какие-то невнятные, себе самому неведомые слова…

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика