Шырав

Шырав ĕçĕ:

тӑван сăмах пирĕн базăра пур.

тӑван (тĕпĕ: тӑван) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

— Пӗтӗмпех, пӗтӗмпех сана паратпӑр эпир, Тӑван ҫӗршыв, — терӗ вӑл сасартӑк темӗнле тӗлӗнмелле сасӑпа.
— Всё, всё мы отдаем тебе, Родина, — произнес он вдруг каким-то странным голосом, ни к кому не обращаясь.

XIII // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

Черныш хӑйӗн тӑван ҫарӗн ҫӗнтерейми вӑй-хӑватне ҫирӗплетекен ҫак ялавсем ҫине, ҫак парӑннине пӗлтерекен паллӑсем ҫине мӑнкӑмӑллӑн пӑхать.
Черныш с гордостью смотрел на эти флаги, на эти символы покорности; они как бы утверждали законность его воли и непобедимую мощь его родной армии.

Вӗсене ӗнтӗ тӑван килӗсем куҫа курӑнаҫҫӗ, ҫавӑнпа та вӗсем, пирӗн колоннӑсене ҫул парса, ҫул хӗррисемпе килӗсене васкаса утаҫҫӗ.
Им уже мерещились родные дома, и они спешили туда по обочинам, уступая дорогу нашим колоннам.

XII // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

Кусем ҫӗрӗҫ ҫыннисемпе кӗтӳҫӗсем пулни курӑнсах тӑрать, Антонеску вӗсене тӑван ҫӗр татӑкӗсенчен уйӑрса, сурӑх кӗтӗвне пусма сутнӑ пек, Гитлера сутса янӑ.
Видно было, что это идут хлеборобы и пастухи, оторванные Антонеску от родных кусочков земли, проданные Гитлеру на убой, как стадо овец.

Ҫапла ӑна хӑйӗн тӑван ҫӗршывӗнче ӳсекен уй чечекӗпе пӗрлех ҫӗре чикрӗҫ.
Так и похоронили его с этими полевыми цветами родного края.

XI // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

Анчах аслисем унашкал шӳтсемшӗн пӗртте кӑмӑлсӑрланмаҫҫӗ — ача вӗсенчен чылайӑшӗсемшӗн ывӑл шутӗнче кӑна, тен, тата вӑл хӑйсен ачисемпе тӑван йӑвисен ӑшшине те аса илтерет пулӗ.
Но старшие не были на него в претензии за эти шутки, ибо мальчишка мог быть многим из них сыном и, может быть, напоминал им собственных детей и тепло родных гнезд.

X // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

Ку вӑл вӗсен куҫӗсемпе пирӗн ҫине Тӑван ҫӗршыв пӑхать, вӑл пире хӑйӗн чысӗпе никама пӑхӑнманлӑхне упраса хӑварма хушрӗ.
То смотрит на нас их глазами сама наша Родина, которая поручила нам отстоять ее честь и независимость.

VIII // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

Тӑван ҫӗршыв умӗнче ята яни.
Позор перед Родиной.

«Уйрӑлса кайма шел санран, тӑван Полесье, санран та, ҫӳлӗ таса хӗвел!
«Жаль покидать и тебя, родное Полесье, и тебя, высокое ясное солнце!..

Ҫапла, ҫапла, Красноград — вӑл ман тӑван хула, ӑна хамӑн алӑсемпе ирӗке кӑларма тӳр килчӗ.
Да, да, Красноград — это мой родной город, мне выпало счастье освобождать его собственными руками.

V // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

— Пирӗн дивизи манӑн тӑван хула ячӗпе ҫӳренине эсӗ пӗлместӗн пулӗ-ха?
— Ты, наверное, не знаешь, что наша дивизия носит имя моего родного города?

Ху пек пул, хӑюллӑ пул, пӗтер, тӗп ту вӗсене, — анчах, Женя… теплерен хӑвӑн тӑван аннӳ ҫинчен те шухӑшла…
Будь таким, какой ты есть, будь мужественным, уничтожай их, но, Женя… думай иногда о своей матери.

IV // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

Ҫемьере амӑшӗ пуриншӗн те ҫав тери хӑнӑхса ҫитнӗ тӑван ҫын, ҫавӑнпа ӑна яланах асӑрхамаҫҫӗ, вӑл вилсе кайсан кӑна вӑл мӗнле кирлӗ пулнине йӑлтах ӑнланса илеҫҫӗ…
Она до того привычная и родная, что ее не всегда и замечаешь, и только, когда ее не станет, сразу поймешь, что она значила.

III // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

Полк вӗсемшӗн тахҫанах тӑван ҫемье пулса тӑнӑ, халӗ вӗсем кунта хӑйсене килти пекех ирӗклӗн тыткалаҫҫӗ.
Полк давно стал для них родной семьей, и они держались в нем непринужденно, как в семье.

Казаков, тӑван килӗ патне ҫывхарса пынӑ пекех, хӑйне савӑнӑҫлӑраххӑн тытма пуҫларӗ.
Казаков повеселел, словно приближался к родному дому, и шел, как по воде, высоко поднимая ноги.

Вӗсем ту ҫинчен анма тытӑнчӗҫ те тӑван ҫӗршыв сӑрт хыҫне пытанчӗ.
Они стали спускаться с горы, и родная сторона скрылась за холмом.

II // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

Тавракурӑма хупӑрланӑ тӗксӗм шурӑ ҫумӑр карӑнчӑкӗ унта ҫитеймен-ха, илемлӗн ешӗрекен тӑван хирсем вӗсем енне, ҫакӑнти ют сӑрт-ту ҫине, юлашки хут паянхи хӗвелӗн кӑмӑллӑ куллине сапалаҫҫӗ.
Матово-белая дождевая коса, свисая на горизонте, еще не дошла туда, и зеленеющие степи посылали свою последнюю солнечную улыбку на эту чужую гору.

I // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

Шинеле ҫумӑр ытларах та ытларах ҫапса шӳтерет, лере тата чылаях аялта, тӑван ҫӗршыв енче, хӗвел халӗ те ҫутатса пӑхать.
Дождь все сильнее стучал по шинели, а там далеко внизу, на родной стороне, еще светило солнце.

Юханшыв леш енче, чӗтревлӗ тӗтре хыҫӗнче, тӑван ҫӗршыв сарӑлса выртать.
За рекою в дрожащем мареве раскинулся родной край.

Ман йӑхӑн чунӗ тӑван ҫӗршыв умӗнче таса…
У моей фамилии душа перед родиной чистая…

10 // Леонид Агаков. Горбатов Б.Л. Парӑнманнисем (Тарас килйышӗ): повесть; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш государство издательстви, 1944. — 159 с.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика