Шырав

Шырав ĕçĕ:

кӗтсе (тĕпĕ: кӗт) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

А-а, паян ҫӗнӗ ҫул кӗтсе илмелле-ҫке!
А-а, сегодня же Новый год встречать!

Пиллӗкмӗш сыпӑк // Николай Евстафьев. Павленко П.А. Телей: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 312 с.

Ҫӗнтерӳ кунне кӗтсе иличченех пурӑнас килет.
Хочу дожить до дня Победы!

Ачасем мана ҫеҫ кӗтсе тӑнӑ пек — харӑссӑн «ура» кӑшкӑрса, ман хыҫҫӑн чупаҫҫӗ.
Ребята как будто меня только и ждали, — подхватили «ура» и за мной.

Тӑваттӑмӗш сыпӑк // Николай Евстафьев. Павленко П.А. Телей: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 312 с.

Часах вӑрҫӑ пӗтӗ те тӗлӗнмелле лайӑх пурнӑҫ пуҫланӗ, вӑл, Воропаев, ҫав пурнӑҫа тен кӗтсе илӗ, анчах ун чух ҫурма чӗрӗ ҫын кӑна пулӗ; вӑрҫӑчченхи пурнӑҫа вӑл, ыттисемпе пӗрле, хӑй тунӑччӗ, анчах вӑрҫӑ хыҫҫӑнхи пурнӑҫа тунӑ ҫӗре вӑл ҫавӑн пек хутшӑнаймӗ, — ҫакӑн пек шухӑш ӑна хӑратать, салхуллатать.
И страшно, грустно делалось от сознания, что именно сейчас, когда вот-вот закончится война и начнется изумительная жизнь, он, Воропаев, если дождется тех дней, то разве полуживым и уж ни при каких условиях не сумеет строить эту послевоенную жизнь в первой шеренге, как строил ту, довоенную.

Ну… каҫ кӗтсе тӑмасть, кун кӗтсе илмест.
Ну… ночь не ждет, день не встречает…

Виҫҫӗмӗш сыпӑк // Николай Евстафьев. Павленко П.А. Телей: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 312 с.

Унӑн ырхан та хыткан кӗлеткине, пӗчӗк сӑмсаллӑ шуранка сӑн-питне, именчӗк куллине тата яланах тинкерсе те тем кӗтсе пӑхакан, савӑнӑҫлӑ мар, анчах ырӑ куҫӗсене аса илсен, вӑл питӗ салхуланса кайрӗ, ун ӑшӗ вӑркама пуҫларӗ.
И как только он представил худенькую, тощую фигурку Сережки, его бледное, с крохотным носиком лицо, стеснительную улыбку и внимательный, чего-то ожидающий взгляд невеселых, но добрых глаз, стало ужасно грустно.

Вӗсем кӗтсе тӑчӗҫ.
Они подождали.

Иккӗмӗш сыпӑк // Николай Евстафьев. Павленко П.А. Телей: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 312 с.

Воропаевӑн ирӗксӗрех чарӑнса тӑмалла пулчӗ, канма тиврӗ, анчах ӑшри темле вӑйлӑ туйӑм ӑна ним кӗтсе тӑмасӑрах, халех атакӑлама хушрӗ.
Воропаев должен был невольно остановиться, передохнуть, но что-то, та глубочайшая интуиция, то тончайшее чувство, которое мы иной раз зовем подсознательным, повелительно подсказало: не ждать, атаковать не медля.

Чумандрин алӑк уҫҫисен ҫыххине алли ҫинче ывӑтса илчӗ те, палламан ҫын хӑй ҫинчен ытларах каласа кӑтартасса кӗтсе пулас, ҫыру сӗтелӗ ҫинчи хутсене ҫавӑрса хучӗ.
Чумандрин подбросил в руке связку дверных ключей и равнодушно перевернул бумажки на письменном столе, видимо ожидая более развернутого сообщения незнакомца о себе.

Пӗрремӗш сыпӑк // Николай Евстафьев. Павленко П.А. Телей: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 312 с.

Тав тӑвӑр акӑ малашне, туршӑн та, — вӑл Воропаев килӗшессе кӗтсе, ун куҫӗнчен темрен хӑранӑ пек пӑхса илчӗ.
Спасибо мне скажете, ей-богу, — и она тревожно заглядывала в глаза Воропаева, добиваясь его согласия.

Мӗншӗн-ха эсӗ халиччен хавхалантармарӑн, мӗн кӗтсе пурӑнтӑн?
Так чего ж ты не заражал до сих пор, чего ты ожидал?

— Мӗн те пулин хӑвна юрӑхлине тупрӑн-и? — ытлашши интересленсех те кайман пек ыйтрӗ Корытов, вара ответа кӗтсе илмесӗрех, — вӑл хӑй ҫаплалларах пулмалла — ҫапла асӑрхаттарчӗ:
— Нашел что-нибудь подходящее? — равнодушно спросил Корытов и, не подождав ответа, что, кажется, было в его характере, заметил:

Ун сассипе, самантлӑха, Ленӑпа Танечка та вӑранчӗҫ, малалла мӗн пулассине кӗтсе, итлесе выртрӗҫ.
От ее голоса Лена и Танечка на одну секунду проснулись, прислушиваясь, что будет дальше.

Унта хӑшӗсем апат ӑшӑтаҫҫӗ, теприсем асапланса пӗтнӗ выльӑхӗсене тӑрантараҫҫӗ, виҫҫӗмӗшсем, ним шухӑшсӑр, юрӑ ӗнӗрлесе лараҫҫӗ, тӑваттӑмӗшсем, такама кӗтсе, ушкӑнпа пухӑнса тӑнӑ.
Тут одни разогревали пищу, другие кормили измученную скотину, третьи беззаботно пели, а четвертые стояли толпой, кого-то поджидая.

Корытов ответа каллех кӗтсе илеймерӗ.
— И снова Корытов не подождал ответа.

Киль хулинче те, ытти ҫӗрти пекех, пӗр кун кӗтсе ирттермелле пулчӗ.
Мы были вынуждены проторчать в Киле целый день.

VIII сыпӑк // Куҫма Чулкаҫ. Жюль Верн. Ҫӗр варрине анса курни: роман. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1947. — 228 с.

Эпир июлӗн 22-мӗшчен кӗтсе ирттерес пулсан, Скартарис тӑвӗн мӗлки Снеффельс кратерне ҫитсе ачашланине курмашкӑн кая юлнӑ пулӑттӑмӑр; ҫавӑнпа та, пирӗн мӗнле те пулин Копенгагена часрах ҫитсе, унтан Исландине ҫитме тӑрӑшмалла.
Если бы мы стали ждать до двадцать второго июня, то прибыли бы слишком поздно и не могли бы видеть, как тень Скартариса падает на кратер Снайфедльс; поэтому мы должны как можно скорее ехать в Копенгаген, чтобы оттуда добраться до Исландии.

VII сыпӑк // Куҫма Чулкаҫ. Жюль Верн. Ҫӗр варрине анса курни: роман. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1947. — 228 с.

Лиденброк профессора епле пысӑк мухтавлӑх кӗтсе тӑрать, ҫав мухтавлӑх, чаплӑх унпа пӗрле ҫӳренӗ юлташне те тивӗҫет.
Какая слава ожидает профессора Лиденброка и его спутника!

VII сыпӑк // Куҫма Чулкаҫ. Жюль Верн. Ҫӗр варрине анса курни: роман. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1947. — 228 с.

Ҫак шухӑша татӑклӑн йышӑнса, аллӑмсене хӗреслетсе хутӑм та кӗтсе тӑратӑп.
Приняв это решение, я скрестил руки и стал ждать.

V сыпӑк // Куҫма Чулкаҫ. Жюль Верн. Ҫӗр варрине анса курни: роман. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1947. — 228 с.

Пӗр пытармасӑрах калатӑп ҫак сӑмахсене ҫырса пӗтернӗ чухне эпӗ пӑшӑрханса тӑтӑм; ку саспаллисенче эпӗ нимӗн ӑнланса илмелли сӑмахсем те тупаймарӑм, профессорӑн тути-ҫӑварӗнчен ытарма ҫук лайӑх латин чӗлхинчи хӳхӗм сӑмахсем ҫавӑрӑнса тухасса ҫеҫ кӗтсе тӑратӑр.
Сознаюсь, что, кончая дописывать, я волновался: в сочетании этих букв, произносимых одна за другой, я не мог уловить ровно никакого смысла, а я с нетерпением ожидал, что из уст профессора потечет на великолепной латыни торжественная речь.

III сыпӑк // Куҫма Чулкаҫ. Жюль Верн. Ҫӗр варрине анса курни: роман. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1947. — 228 с.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика