Шырав

Шырав ĕçĕ:

Ҫӗре (тĕпĕ: ҫӗр) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Пуринчен ытла, паллах, хресчен, — мужик таврашӗ ҫӗре витӗнтерсех лартнӑ, калӑпӑр, кӗрхи ҫулҫӑна витнӗ пек.
Боле всего, конешно, крестьян, — прямо засыпана земля мужиком, как осенним листом, скажем.

XI. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Хӑш чухне эпӗ вӑл тӗкӗр умӗнче, лутра кресла ҫинче ҫӳҫне тураса ларнӑ ҫӗре кӗреттӗм; ҫӳҫӗ вӗҫӗсем унӑн чӗр ҫинче, кресла айӑккисем ҫинче выртатчӗҫ, кресла хыҫӗпе ҫӗре ҫитиччен тенӗпе пӗрех усӑнса тӑратчӗҫ, — унӑн ҫӳҫӗ кукамайӑн ҫӳҫӗ пекех, вӑрӑм та ҫӑраччӗ.
Иногда я заставал её перед зеркалом, — она сидела на низеньком кресле, причёсывая волосы; концы их лежали на коленях её, на ручках кресла, спускались через спинку его почти до полу, — волосы у неё были так же длинны и густы, как у бабушки.

X. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Хуҫа ним чӗнмесӗр кулатчӗ, — вӑл ним чӗнменшӗн эпӗ ӑна ӑшра пит тав тӑваттӑм, анчах вӑл та вӗсем майлӑ пулса, шавласа уланӑ ҫӗре хутшӑнӗ тесе хӑраса тӑраттӑм.
Хозяин молчал, улыбался, — я был очень благодарен ему за то, что он молчит, но со страхом ждал, что и он вступится сочувственно в шум и вой.

«Русланӑн» прологӗ мана кукамайӑн чи лайӑх юмахӗсене аса илтеретчӗ, вӗсене тӗлӗнмелле лайӑххӑн пӗр ҫӗре пӑчӑртса хунӑ пекчӗ, хӑшпӗр йӗркисем тата мана хӑйсен шӑратса тунӑ тӗрӗслӗхӗпе тӗлӗнтеретчӗҫ.
Пролог к «Руслану» напоминал мне лучшие сказки бабушки, чудесно сжав их в одну, а некоторые строки изумляли меня своей чеканной правдой.

Пӗр аллипе шлейфне тата аврине кӑвакрах тӗслӗ чул лартнӑ хлыст тытса, вӑл ҫӑварне кӑмӑллӑн карнӑ лаша пуҫне пӗчӗк аллипе ачашлатчӗ, — лаши ун ҫинелле вутлӑ куҫӗпе чалӑшшӑн пӑхатчӗ, пӗтӗмпех чӗтресе такӑрлатнӑ ҫӗре хуллен чӗрнипеле кукалетчӗ.
Держа в одной руке шлейф и хлыст с лиловым камнем в рукоятке, она гладила маленькой рукой ласково оскаленную морду коня, — он косился на неё огненным глазом, весь дрожал и тихонько бил копытом по утоптанной земле.

Хӑйӗн тӑванӗ юратнӑ искусствӑпа вӑрттӑн аппаланнӑ ҫӗре, мачча ҫине хуҫӑк ураллӑ мӗскӗн артист епле упаленсе хӑпарни ҫинчен вуланӑ чух эпӗ хыттӑн сасӑпах йӗреттӗм.
Я плакал навзрыд, читая, как несчастный артист со сломанными ногами ползёт на чердак, где его брат тайно занимается любимым искусством.

IX. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Кӗнекене вулама пӑрахсан, арифметика кӗнекинчи задача ҫинчен шухӑшланӑ пекех, шухӑшлатӑп ун ҫинчен, вара хӑш геройӗ пур енчен те ырӑ курмалли рая пырса кӗрессине, хӑшӗ хупӑнмалли ҫӗре кӗрсе ӳкессине час-часах тӗрӗс пӗлме май килетчӗ.
Перестав читать книгу, думаешь о ней, как о задаче из учебника арифметики, и всё чаще удается правильно решить, кто из героев придёт в рай всяческого благополучия, кто будет ввергнут во узилище.

Ҫав иллюстрацисем ҫӗре юмахри пек хуласемпе илемлетсе, мана ҫӳлӗ тусем, хитре тинӗс хӗррисем кӑтартса, ҫӗре ман умра сарлакарах та сарлакарах уҫса сарса тӑратчӗҫ.
Эти иллюстрации раздвигали предо мною землю всё шире и шире, украшая её сказочными городами, показывая мне высокие горы, красивые берега морей.

Юрлакансен сассисем чарӑнса ларсан, лашасем ҫеҫен хирсенчи ирӗклӗхшӗн хуйхӑрса хашлатса илнисем тата кӗрхи каҫ уйран хуллен, ниҫта пӑрса хӑвармалла мар шуса килни илтӗнет; чӗре вара темле ахаль чухнехи пек мар кӑмӑлсемпе тулнипе ҫынсене, ҫӗре питӗ юратнипе ӳссе ҫурӑлса каяс пек туйӑнать.
Замрут голоса певцов, — слышно, как вздыхают кони, тоскуя по приволью степей, как тихо и неустранимо двигается с поля осенняя ночь; а сердце растёт и хочет разорваться от полноты каких-то необычных чувств и от великой, немой любви к людям, к земле.

VII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Витӗрех курӑнакан сывлӑшӗ ҫӗре питӗ аслӑлатса ӑна тем пысӑкӑш пек кӑтартать.
Прозрачный воздух показывает землю огромной, бесконечно расширяя её.

Ҫӳлелле хӑпарса пынӑҫемӗн савӑнӑҫлӑ хӗвелӗ ҫаралса кайнӑ шӑннӑ ҫӗре пиллесе ӑшӑтать, ҫӗрӗ кӗрхи тутлӑ шӑршӑсем кӑларса тӑрать.
Восходя всё выше, оно, радостное, благословляет, греет оголённую, озябшую землю, а земля кадит сладкими запахами осени.

— Кӑна, пӗлетӗн-и, пӗр хӗр шутласа кӑларнӑ: ҫуркуннерен пуҫласа вӑл каччӑсемпе сӳреме пуҫланӑ, хӗл ҫитнӗ ҫӗре юратнӑ каччи ӑна пӑрахнӑ, тен тепӗр хӗр ҫумне ҫыпӑҫнӑ пуль, вӑл вара чӗререн хурланнипе макӑрма тытӑннӑ…
Это, видишь, девица сложила: погуляла она с весны-то, а к зиме мил любовник бросил её, может, к другой отошёл, и восплакала она от сердечной обиды…

— Ой, каять-ҫке ҫуллахи хӗвел Тӗттӗм ҫӗре, инҫе вӑрман хыҫнелле!
Ой, уходит солнце летнее В тёмные ночи, за далёкие леса!

Пароход хыҫҫӑн вӑрӑм буксирпа баржа пырать, вӑл та хӗрлӗ тӗслӗскер, ӑна палуба ҫинчен тимӗр решеткепе хупланӑ, решетке ӑшӗнче — суд туса урӑх ҫӗре пурӑнма тата катӑргӑна янӑ ӑристансем пыраҫҫӗ.
За пароходом на длинном буксире тянется баржа, тоже рыжая; она прикрыта по палубе железной клеткой, в клетке — арестанты, осуждённые на поселение и в каторгу.

V. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Кирлӗ ҫӗре чупӑттӑм, Халь мана ятлать кашни: Шӑлна ҫыртса лар теҫҫӗ, Хам чиперех ларнӑ чух!
Бегал бы где хотел, А теперь орёт на меня всякой: Сиди да молчи, пострел, Молчи, пока цел!

IV. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Михала, Китеж айӗнчи ҫӗре кисрентер, Китеже кӳлӗ айне путар; Унта ҫынсем ӗмӗр-ӗмӗрех Ырма та канма пӗлмесӗрех Ирхи кӗлерен каҫхи кӗлӗччен Чиркӳри пур кӗлӗсене те Кӗл туса пурӑнччӑр!
Михайло, Сотряхни землю под Китежем, Погрузи Китеж во озеро; Ин пускай там люди молятся Без отдыху да без устали От заутрени до всенощной Все святы службы церковные Во веки и века веков!

— Вӑл яланах кирлӗ мар ҫӗре хутшӑнать, хӑть хӗне ӑна, хӑть ятла, — хӑй жалобисенех пуҫласа яратчӗ хуҫа майри.
— Он всегда суется не в свое дело, хоть бей его, хоть ругай, начинала хозяйка свои жалобы.

Пӗр ҫӗре пуҫтарнӑ пӳрнисене ҫамки ҫумне тӗксе лартса, макӑрнӑ сасӑпа калать вӑл:
Прижав ко лбу пальцы, сложенные щепотью, со слезами в голосе восклицает она:

Унтан мана шыв юхса выртнӑ ҫӗре ертсе карӗ, ҫуса ячӗ, ыратнине чаракан темле ҫулҫӑсем ҫыпӑҫтарса, аманнӑ вырӑнсене хӑй кӗпипе ҫыхса хучӗ, вара мана чутун ҫул будкине леҫсе хӑварчӗ, — пит вӑйсӑрланса кайнипе эпӗ киле утса ҫитме те пултарас ҫукчӗ.
Потом повела меня к ручью, вымыла, перевязала раны своей рубашкой, приложив каких-то листьев, утоливших боль, и отвела в железнодорожную будку, — до дому я не мог дойти, сильно ослабев.

III. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Турӑ амӑшӗ вара ӑна каласа панӑ, ҫӗр пушӑ выртнине кура турӑ хӑй те ҫӗре хӗрхеннӗ мӗн, ҫавӑнпа вӑл амӑшне калать: эсӗ кӑна лайӑх тунӑ! — тет.
Тут она ему покаялась, а господу-то уж и самому жалко было видеть землю пустой, и говорит он ей: это хорошо ты сделала!

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика