Шырав

Санин

Карета Эмиль тӗлне ҫитрӗ; Санин лавӑҫа лашасене чарма хушрӗ те «лара-тӑра пӗлмен ачана» хӑй патне чӗнсе илчӗ.
Карета поравнялась с Эмилем; Санин велел кучеру остановить лошадей и подозвал к себе «злополучного мальчика».

«Акӑ сана «segredezza!» шутласа илчӗ Санин.
«Вот тебе и segredezza!» — подумал Санин.

Санин пригляделся…

— Пӗтӗм оркестр пӗр харӑссӑн выляма пуҫланӑ пек, — терӗ Санин кӑшт йӑл кулса.
— Словно tutif в оркестре, — заметил Санин с натянутой улыбкой.

Санин тӗлӗнсе кулса ячӗ те, ӑна пилӗкӗнчен ҫӑмӑллӑн ыталаса французсен; «Le ocn ust tirе-еl faut le bocre» (вырӑсла: «Лава кӳлӗнтӗн тӗк, йывӑр тесе ан кала») — текен сӑмахне аса илтерчӗ.
Санин удивился и засмеялся и, слегка обняв Пантелеоне за талью, напомнил ему французскую поговорку: «Le vin est — il faut le boire» (по-русски: «Взявшись за гуж, не говори, что не дюж»).

Санин ҫӑвӑнма пуҫларӗ.
Санин начал умываться.

— Миҫе сехет вара? — ыйтрӗ Санин.
— Да который час? — спросил Санин.

Санин килне шлепкесӗр таврӑнчӗ…
Санин пришел домой без шляпы…

— Джемма! — терӗ Санин тепӗр хут.
— Джемма! — повторил Санин.

Санин чӗрне вӗҫҫӗн тӑчӗ, хӑйӗнчен ҫӳлерех ҫав тери илемлӗ, хӑраса ӳкнӗ сӑна, хӑрушӑ, ытарма ҫук илемлӗ пысӑк куҫсене курчӗ — ҫав тери илемлӗ сар пикене курнипе унӑн чӗри тапма чарӑнчӗ, вӑл хӑй кӑкӑрӗ ҫине ӳкнӗ ҫинҫе ҫӳҫ пайӑркине чуптуса илчӗ те: — О, Джемма! — тесе калама ҫеҫ пултарчӗ.
Санин приподнялся и увидал над собою такое чудное, испуганное, возбужденное лицо, такие огромные, страшные, великолепные глаза — такую красавицу увидал он, что сердце в нем замерло, он приник губами к тонкой пряди волос, упавшей ему на грудь, — и только мог проговорить: — О Джемма!

Санин пуҫӗ чӳрече янаххипе шай пулчӗ; вӑл ирӗксӗрех чӳрече янаххи ҫумне ҫыпҫӑнса тӑчӗ, Джемма вара аллисемпе ун хулпуҫҫийӗсенчен ярса тытрӗ те, кӑкрипе ун пуҫӗ ҫумне лӑпчӑнчӗ.
Голова Санина приходилась в уровень с подоконником; он невольно прильнул к нему — и Джемма ухватилась обеими руками за его плечи, припала грудью к его голове.

Йывӑҫсене, ҫуртсен тӑррисемпе стенисене, урама сивӗ мар, ӑшӑ ҫеҫ те мар, — вӗри ҫил пырса ҫапрӗ, Санин пуҫӗнчи шлепкене хӑвӑрт сирсе илчӗ, Джеммӑн хура кӑтрашкисене ҫӗклентерсе, сапаласа ячӗ.
Вихорь, не холодный, а теплый, почти знойный, ударил по деревьям, по крыше дома, по его стенам, по улице; он мгновенно сорвал шляпу с головы Санина, взвил и разметал черные кудри Джеммы.

Санин урам вӗҫне ҫитиех утса тухрӗ…
Санин прошел улицу до конца…

Джемма хӑйне хӑй урӑхларах тыткаланӑ пулсассӑн — Санин… кам пӗлет? пӑртак мухтанарах та илӗччӗ-и тен — е уйрӑлассине, тен, ӗмӗрлӗхех уйрӑлассине туйса, хурланса ларӗччӗ-и тен…
Держи себя Джемма иначе — Санин… как знать? не совладал бы с искушением немного порисоваться или просто поддался бы чувству грусти перед возможной, быть может, вечной разлукой…

«Ах, эсӗ, ват-супнӑ йӑпӑлти!» шутларӗ Санин хӑй ӑшӗнче.
«Ах ты, старый лицедей!» — думал про себя Санин.