Шырав

Алексей

Алексей

Вӗсем кайӑксем пек чӗвӗлтетнӗ май Алексей хӑйӗн пӗтӗм кӗлеткипе хӗвел ӑшшине ҫӑтса, урамри шава итлесе ларчӗ.
Под веселый их щебет Алексей всем своим существом впитывал солнечное тепло и уличный шум.

Пушкин памятникӗ патне Алексей аран ҫитрӗ.
До памятника Пушкину Алексей еле дошел.

Госпитальте тӑватӑ уйӑх выртнӑ хыҫҫӑн Алексей Мускавӑн ҫуллахи илемӗ ҫине ҫав тери тӗлӗнсе пӑхса пычӗ, ҫавӑн пирки те вӑл столица ҫар тумӗ тӑхӑннине, лётчиксем пек каласан — пӗрремӗш номерлӗ сыхлӑхра пулнине, хуть те хӑш самантра та тӑшманпа ҫапӑҫма ҫӗкленсе тӑма пултарнине тӑруках асӑрхаймарӗ.
После четырехмесячного лежания в госпитале Алексей был так поражен ее летним великолепием, что не сразу заметил: столица была одета в военную форму и находилась, как говорят летчики, в готовности номер один, то есть в любую минуту могла подняться на борьбу с врагом.

Алексей Кремль ҫуммипе, шыв хӗрринчи пушӑ урам тӑрӑх утса тухрӗ, гранитран тунӑ сивӗрех парапет патне ларса, чул стена ҫуммипе юхакан шыв ҫине пӑхса канчӗ, унтан вӑраххӑн Хӗрлӗ площаделле хӑпарма тытӑнчӗ.
Алексей прошел по пустынной набережной вдоль Кремля, отдохнул у прохладного гранитного парапета, глядя в серую, затянутую радужной пленкой воду, плескавшуюся у подножия каменной стены, и медленно стал подниматься на Красную площадь.

Алексей ӑна тытса чарма ыткӑннӑ.
Алексей бросился ее удерживать.

Алексей савӑнӑҫлӑ кӑшкӑрса ямасӑр чӑтса тӑрайман.
Алексей не мог удержаться от радостного восклицания.

Алексей лаши ҫинчен сиксе аннӑ та, чӗлпӗрне лакее тыттарса, хӑй ҫинчен пӗлтермесӗрех пӳлӗме кӗрсе кайнӑ.
И Алексей спрыгнул с лошади, отдал поводья в руки лакею и пошел без доклада.

— Ак тата? — тесе шухӑшланӑ Алексей.
— Как досадно! — подумал Алексей.

Тепӗр кунне Алексей, ҫирӗп шухӑш тытса, ирхине ирех Муромски патне унпа уҫӑмлӑн калаҫса татӑлма кайнӑ.
На другой день Алексей, твердый в своем намерении, рано утром поехал к Муромскому, дабы откровенно с ним объясниться.

— Кама илсе парасшӑн, атте? — тесе ыйтнӑ тӗлӗнсе кайса Алексей.
— На ком это, батюшка? — спросил изумленный Алексей.

«Ҫук, атте, — хисеплесе ответленӗ Алексей, — эпӗ эсӗр мана гусара ярасшӑн маррине куратӑп: манӑн сирӗн сӑмахӑртан тухас пулмасть», — тенӗ.
«Нет, батюшка, — отвечал почтительно Алексей, — я вижу, что вам не угодно, чтоб я шел в гусары; мой долг вам повиноваться».

Анчах, тесе шухӑшланӑ Григорий Иванович, Алексей ман пата кашни кун ҫӳре пуҫласан, Бетси ӑна юратмаллах, тенӗ.
Но, думал Григорий Иванович, если Алексей будет у меня всякий день, то Бетси должна же будет в него влюбиться.

Унӑн шухӑшӗпе вӗсем пӗр-пӗрин кӑмӑлне питех килмен пек туйӑннӑ; Алексей Прилучинона урӑхран пырса та ҫавӑрӑнман; Лиза, Иван Петрович вӗсем патне пырсассӑнах, кашнинчех хӑй пӳлӗмне кайса пытаннӑ.
Казалось, они друг другу не очень нравились; по крайней мере Алексей уже не возвращался в Прилучино, а Лиза уходила в свою комнату всякий раз, как Иван Петрович удостоивал их своим посещением.

Юман хӑвӑлне Алексей шултӑра саспаллисемпе ҫырнӑ ҫырусем пыра-пыра хунӑ, унтах хӑйӗн савнин кӑвак хут ҫине кукӑрткаласа ҫырнӑ ҫырӑвӗсене тупнӑ.
К дубу приносил Алексей крупным почерком написанные письма и там же находил на синей простой бумаге каракульки своей любезной.

Чӑнах та, виҫҫӗмӗш урокра Акулина «Боярин хӗрӗ Наталие» татӑкӑн-татӑкӑн вулама пуҫланӑ, вуланӑ хушӑра хӑй чарӑна-чарӑна хӑйӗн шухӑшӗсене каласа пынӑ; Алексей кунтан чӑнах та тӗлӗнсе кайнӑ, вӑл повеҫри афоризмсене ҫырса пырса, пӗр листа хут лапӑртаса пӗтернӗ.
В самом деле, на третьем уроке Акулина разбирала уже по окладам «Наталью, боярскую дочь», прерывая чтение замечаниями, от которых Алексей истинно был в изумлении, и круглый лист измарала афоризмами, выбранными из той же повести.

«Тӗлӗнмелле!» — тенӗ Алексей.
«Что за чудо!» — говорил Алексей.

Алексей вӑл ытах та ҫӑмӑл ӑнланма пултарнинчен тӗлӗнсе кайнӑ.
Алексей не мог надивиться ее понятливости.