Шырав

Санин

Санин иртӗхсе кайнӑ артиста мӗнле лӑплантармаллине пӗлмерӗ.
Санин решительно не знал, как ему унять расходившегося артиста.

Санин дуэльре хӑйне мӗнле тыткалани ӑна чунтанах савӑнтарчӗ.
Поведение Санина во время поединка наполняло его восторгом.

Санин офицер г-семпе пуҫ тайса сывпуллашрӗ те каретӑна кӗрсе ларчӗ; халӗ ӑна операци тӳссе ирттернӗ хыҫҫӑнхи пек ҫӑмӑл пулчӗ; анчах ун чӗринче тепӗр туйӑм, намӑс пекрех туйӑм та йӑшӑлтатса илчӗ…
Разменявшись поклонами с г-ми офицерами и садясь в карету, Санин, правда, ощущал во всем существе своем если не удовольствие, то некоторую легкость, как после выдержанной операции; но и другое чувство зашевелилось в нем, чувство, похожее на стыд…

Санин ун патне хӑвӑрт утса пычӗ те ун аллине чӑмӑртарӗ.
Санин быстро приблизился к нему — и пожал ее.

— Эпӗ урӑх пеме килӗшместӗп, — терӗ те Санин пистолетне ҫӗре пӑрахрӗ.
— Я отказываюсь от своего выстрела, — промолвил Санин и бросил пистолет на землю.

— Эсир иккӗмӗш хут та сывлӑшалла перетӗр-и? — ыйтрӗ каллех Санин.
— Вы и во второй раз будете стрелять на воздух? — спросил опять Санин .

— Мӗншӗн сывлӑшалла петӗр? — ыйтрӗ Санин.
— Зачем вы выстрелили на воздух? — спросил Санин.

Малтан Санин персе ячӗ — лектереймерӗ.
Первый выстрелил Санин — и не попал.

— Эпӗ килӗшме шутламастӑп, — хӑвӑрт каласа хучӗ Санин.
— Я не согласен на примирение, — поспешно проговорил Санин.

Анчах ӑнланчӗ-ши вӑл Санин мӗн ҫинчен ыйтнине, ӑна турӑ пӗлет.
Но бог ведает, понял ли он, о чем просил его Санин.

— Панталеоне! — пӑшӑлтатса каларӗ Санин старике: — пурте пулма пултарать — мана… мана вӗлерес пулсан, — ман кӗсьерен хут татки илӗр те — унта чечек чӗркесе хунӑ — ҫав хута Джемма синьоринӑна парӑр.
— Панталеоне! — шепнул Санин старику, — если… если меня убьют — все может случиться, — достаньте из моего бокового кармана бумажку — в ней завернут цветок — и отдайте эту бумажку синьорине Джемме.

Санин ун ҫине пӑхрӗ те кӑшт ҫеҫ кулса ямарӗ.
Санин чуть не расхохотался, глядя на него.

Санин ӑна хаваслантарма шутларӗ те шӑпах унӑн туйӑмне лекмелли чӑн-чӑн кирлӗ сӑмах тупрӗ.
Санин почел за нужное ободрить его — и попал в жилку, нашел настоящее слово.

— Вӑл та ырӑ чӗреллӗскер, — мӑкӑртатрӗ Панталеоне, анчах Санин ун ҫине сиввӗн пӑхса илчӗ.
— Тоже благородное сердце, — пробормотал Панталеоне, но Санин угрюмо взглянул на него…

— Эмиль! — пӳлчӗ Санин ун сӑмахне, куҫӗсемпе лавҫӑ ҫине кӑтартса, — тӑна кӗрӗр!
— Эмиль! — перебил его Санин и указал глазами на кучера, — опомнитесь!

— Мана ҫӳҫ пӗрчи чухлӗ те пулин юрататӑр е хисеплетӗр пулсан, — терӗ Санин, — эсир халех киле е Клюбер г-н патне каятӑр, никама та пӗр сӑмах та каламастӑр, эпӗ таврӑнасса кӗтетӗр!
— Если вы чувствуете хоть на волос привязанности или уважения ко мне, — промолвил Санин, — вы сейчас вернетесь домой или в магазин к господину Клюберу, и никому не скажете ни единого слова, и будете ждать моего возвращения!

— Мӗн тӑватӑр эсир кунта, — хыттӑн ыйтрӗ Санин, — мӗншӗн эсир килте мар?
— Что вы здесь делаете? — строго спросил его Санин, — зачем вы не дома?