Шырав

Шырав ĕçĕ:

хунӑ (тĕпĕ: хур) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Калпакӗ айӗнчен пӗр пытармасӑр кӑларса хунӑ кӑвакарса пыракан ҫӳҫ пайӑркисем тӑрӑх шутласан, ӑна ытларах пама пулать, анчах калама ҫук ҫепӗҫ, илемӗ ҫухалман тата пӗркеленчӗксем ытла палӑрман пичӗ тӑрӑх, уйрӑмах йӑрӑ та пысӑк куҫӗсем савӑккӑн йӑлтӑрани тӑрӑх шутласан, вӑл ҫамрӑкрах темелле.
Ей можно бы было дать больше, судя по буклям полуседых волос, откровенно выставленных из-под чепца, но по свежему, чрезвычайно нежному, почти без морщин лицу, в особенности же по живому, веселому блеску больших глаз ей казалось гораздо меньше.

XXIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпӗ вӗсем хыҫҫӑн терраса ҫине кӗрсен, — ман ҫине тӗттӗмрех кӑвак куҫӗсемпе тинкерсе пӑхса илнӗ Варенькӑсӑр, Дмитрий йӑмӑкӗсӗр пуҫне, — кашни хӗрарӑм хӑйӗн ӗҫне тытиччен мана темиҫе сӑмах каларӗ, Варенька вара, кирлӗ страницӑна пӳрнипе тытса, чӗркуҫҫи ҫине хунӑ кӗнекине сасӑпа вулама пуҫларӗ.
Когда я вслед за ними вошел на террасу — исключая Вареньки, сестры Дмитрия, которая только внимательно посмотрела на меня своими большими темно-серыми глазами, — каждая из дам сказала мне несколько слов, прежде чем они снова взяли каждая свою работу, а Варенька вслух начала читать книгу, которую она держала у себя на коленях, заложив пальцем.

Ҫак тӗттӗм пӳлӗмре эпӗ пӗчченҫи чылаях тӑтӑм, кунта картишне тухмалли тата коридора кӗмелли алӑксемсӗр пуҫне, питӗрсе хунӑ тепӗр алӑк пур, эпӗ ку ҫурт кичем пулнинчен кӑштах тӗлӗнтӗм, ҫав вӑхӑтрах ют ҫӗршыва кайса ҫӳренӗ ҫынсен ҫакнашкал пулмалла та, ахӑр, тесе шутларӑм.
Я довольно долго оставался один в этой темной комнате, в которой, кроме входа и коридора, была еще одна запертая дверь, и отчасти удивлялся этому мрачному характеру дома, отчасти полагал, что это так должно быть у людей, которые были за границей.

XVIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Ҫавсенчен малтанхи икӗ ят мана уйрӑмах хӑратаҫҫӗ, вӗсен тӗлне кирек епле пулсан та тесе ҫырса хунӑ.
Из них особенно пугали меня два первые визита, подле которых было написано непременно.

XVII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Мӗнпур сӗтел-пукан та ҫак кӑна: икӗ енне уҫӑлмалли хупӑллӑ пӗчӗк чӳречесем хушшинче клеенкӑпа витнӗ лутра сӗтел ларать (чӳречисем ҫинчи икӗ чӳлмекре гераньсем ӳсеҫҫӗ), кунсӑр пуҫне пӗр кресло, икӗ пукан тата турӑшсем хунӑ сентре пур, ун умне пӗчӗк лампада ҫакнӑ.
Всю мебель составляли столик, покрытый клеенкой, стоявший между двумя маленькими створчатыми окнами, на которых стояли два горшка герания, стоечка с образами и лампадка, висевшая перед ними, одно кресло и два стула.

VII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Атте хӑйӗн ӗҫӗсем вылянӑ ҫӗрте епле яш ҫинчен нимӗн те каласа памасть, анчах эпӗ Николай урлӑ атте ку хӗл уйрӑмах телейлӗ выляни ҫинчен пӗлтӗм; вӑл шутсӑр нумай выляса илнӗ, укҫине ломбарда хунӑ та ҫуркунне урӑх вылясшӑн мар.
Я узнал от Николая, потому что папа ничего не рассказывал нам про свои игорные дела, что он играл особенно счастливо эту зиму; выиграл что-то ужасно много, положил деньги в ломбард и весной не хотел больше играть.

IV сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпӗ пӳлӗме каялла таврӑннӑ ҫӗре пӗчекҫӗ кирпӗчсене тата тӑвар пирамидисене чӳрече янаххи ҫине купаласа хунӑ, Николай яри уҫӑ чӳречерен хӑйӑра тата тӗлӗрекен шӑнасене ҫунатпа шӑла-шӑла тӑкать.
Когда я вернулся в комнату, кирпичики и соляные пирамидки были уже переложены на подоконник и Николай крылышком сметал песок и сонных мух в растворенное окно.

II сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Ку тӗлӗшпе манӑн шутласа хунӑ шухӑш пурччӗ пулин те, эпӗ манран кӗтмен ҫӗртен ҫавнашкал ыйтнӑран хӑюсӑрланса кайрӑм та ӑна часах ответ параймарӑм.
Несмотря на то, что у меня на этот счет было составленное мнение, я так оробел от этого неожиданного Обращения, что не скоро мог ответить ему.

XXVI сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Киле каялла ҫитнӗ чух эпӗ Любӑна пите-куҫа кулӑшла туса кӑтартма ҫӑвара уҫнӑччӗ кӑна, пирӗн хапхан пӗр енне таянтарса хунӑ хура тупӑк витти мана шалтах тӗлӗнтерчӗ те, ҫӑвара хупма та манса кайрӑм.
Подъезжая назад к дому, я только открываю рот, чтоб сделать Любочке одну прекрасную гримасу, как глаза мои поражает черная крышка гроба, прислоненная к половинке двери нашего подъезда, и рот мой остается в том же искривленном положении.

ХХIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Хам телейӗме, ман ҫумра анне фуфайка ӑшне ҫӗлесе хунӑ виҫе червонец пурччӗ, вӗсене никам та тупаймарӗ!
На мое счастье, у меня было три червонца, которые маменька зашила мне под фуфайку. Их никто не нашел!

IX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Акӑ ӗнтӗ тӗтӗм, тикӗт, кӗлентӗр шӑрши сисӗнме пуҫларӗ, калаҫни, ура сассисем тата кустӑрма шӑлтӑртатни илтӗнчӗ; хӑнкӑрмасем таса уйри пек янӑрамаҫҫӗ ӗнтӗ, улӑм ҫивиттиллӗ, чус хӑмана касса эрешленӗ пӗчӗк крыльцаллӑ, хӗрлӗ те симӗс хупписене уҫса хунӑ пӗчӗкҫӗ чӳречеллӗ ҫуртсем ик енче те лара-лара юлаҫҫӗ, хӑшпӗр чӳречесенчен пӗр-пӗр хӗрарӑм пуҫне кӑларса пӑхать.
Вот уж запахло деревней — дымом, дегтем, баранками, послышались звуки говора, шагов и колес; бубенчики уже звенят не так, как в чистом поле, и с обеих сторон мелькают избы, с соломенными кровлями, резными тесовыми крылечками и маленькими окнами с красными и зелеными ставнями, в которые кое-где просовывается лицо любопытной бабы.

I сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Ман куҫ умӗнче анне пӳлӗмӗн хупӑ алӑкӗ те ҫук, ун тӗлӗнчен эпӗ карт сикмесӗр иртме пултараймастӑм, хупса хунӑ рояль те ҫук, ун патне ҫывхарма мар, пӑхма та темле шикленсе кӑна пӑхатчӗҫ, траур тумтирӗсем те ҫук (эпир пурте ҫул ҫӳремелли тумсем тӑхӑннӑ), мана ҫав ӗмӗрлӗх пысӑк ҫухату ҫинчен аса илтерсе, анне ятне вараласран сыхланма хистекен тӗрлӗрен япаласем те ҫук.
У меня перед глазами не было ни затворенной двери комнаты матушки, мимо которой я не мог проходить без содрогания, ни закрытого рояля, к которому не только не подходили, но на который и смотрели с какою-то боязнью, ни траурных одежд (на всех нас были простые дорожные платья), ни всех тех вещей, которые, живо напоминая мне невозвратимую потерю, заставляли меня остерегаться каждого проявления жизни из страха оскорбить как-нибудь ее память.

Виличчен пӗр уйӑх маларах вӑл хӑйӗн арчинчен шап-шурӑ ҫӳхе пир, шурӑ шалатка пусма тата кӗрен хӑюсем кӑларнӑ; хӑйне пулӑшакан хӗрпе пӗрле хӑй валли шурӑ кӗпе, калпак ҫӗленӗ, пытарнӑ чух мӗн-мӗн тумаллине вак-тӗвексем таранах каласа хунӑ.
За месяц до своей смерти она достала из своего сундука белого коленкору, белой кисеи и розовых лент; с помощью своей девушки сшила себе белое платье, чепчик и до малейших подробностей распорядилась всем, что нужно было для ее похорон.

XXVIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Ӑшшӑн кӗлтунӑ чух хӑйӗн хуйхи ҫинчен турра шанса каласа, вӑл йӑпану шыранӑ, ӑна тупнӑ та; чунӗ ытти ҫынсенни пекех тӑвӑлса килнӗ самантсенче куҫҫуль юхтарни тата чӗрӗ чун хӗрхенни чи лайӑх йӑпату пулнӑ вӑхӑтра, вӑл хӑйӗн вырӑнӗ ҫине пӗчӗк йыттине тытса хунӑ (лешӗ чакӑр куҫӗпе ун ҫине пӑхса, аллисене ҫуланӑ), унпа калаҫнӑ, ӑна ачашланӑ май шӑппӑн йӗнӗ те.
Поверяя богу в теплой молитве свои чувства, она искала и находила утешение; но иногда, в минуты слабости, которым мы все подвержены, когда лучшее утешение для человека доставляют слезы и участие живого существа, она клала себе на постель свою собачонку моську (которая лизала ее руки, уставив на нее свои желтые глаза), говорила с ней и тихо плакала, лаская ее.

Ҫӳхе ҫыру хучӗ ҫине илемлӗ ҫаврака саспаллисемпе ҫырса хунӑ ҫак сӑвӑ чӗрене тивекен туйӑмлӑ пулнӑран мана килӗшрӗ; эпӗ ӑна ҫавӑнтах пӑхмасӑр калама вӗрентӗм, сӑвӑ ҫырма пулӑшма пултарӗ ку мана, терӗм.
Стихотворение это, написанное красивым круглым почерком на тонком почтовом листе, понравилось мне по трогательному чувству, которым оно проникнуто; я тотчас же выучил его наизусть и решился взять за образец.

XVI сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

— Ҫук, кирлӗ мар, — терӗ учитель, кӑранташсене тата рейсфедера туртма ӑшне хунӑ май, — халь питӗ лайӑх, эсир ӑна тек ан тӗкӗнӗр.
— Нет, не нужно, — сказал учитель, укладывая карандаши и рейсфедер в задвижной ящичек, — теперь прекрасно, и вы больше не прикасайтесь.

Мӗн каламаллине шухӑшласа хунӑ Карл Иваныч аллине хутсем тытса кабинета кӗрсен, пирӗн ҫуртри тӗрӗсмарлӑхсене пула хӑйне мӗн-мӗн тӳссе ирттерме лекнисене аттене япшар чӗлхепе йӑлтах каласа пама шутланӑ; анчах вӑл пире каласа ҫыртарнӑ чухнехи пекех чуна пырса тивекен сасӑпа тата кӑмӑла ҫӗклекен интонаципе калаҫма пуҫласан, унӑн япшар чӗлхи ытларах ӑна хӑйне хумхантарса янӑ; ҫапла вара вӑл «ачасенчен уйрӑласси мӗн тери йывӑр пулсан та тени патне ҫитсен, пӑтранса кайнӑ, сасси чӗтреме пуҫланӑ, ӑна кӗсйинчен тӑваткал-тӑваткаллӑ тутӑр кӑларма тивнӗ.
Войдя в кабинет с записками в руке и с приготовленной речью в голове, он намеревался красноречиво изложить перед папа все несправедливости, претерпенные им в нашем доме; но когда он начал говорить тем же трогательным голосом и с теми же чувствительными интонациями, с которыми он обыкновенно диктовал нам, его красноречие подействовало сильнее всего на него самого; так что, дойдя до того места, в котором он говорил: «как ни грустно мне будет расстаться с детьми», он совсем сбился, голос его задрожал, и он принужден был достать из кармана клетчатый платок.

XI сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Вӑл мулкач вырӑнне йӗнерӗнчен хама ҫакса хунӑ пулсан, мана ҫӑмӑлрах пулнӑ пулӗччӗ-и, тен.
Мне было бы легче, ежели бы он меня, как зайца, повесил на седло.

— Тата епле вӗренмелле-ха, пӗлместӗп, — терӗ Николай, атпӑрине хунӑ хыҫҫӑн сӑмалаланӑ ҫиппине икӗ аллипе тӑсса тытса.
— Как же еще учиться, кажется, — сказал Николай, положив шило и протягивая обеими руками дратвы.

Ку ачашлани е асӑрхаттару пулнине эпӗ ӑнланмарӑм, сых ятне хам хулпуҫҫи ҫине хунӑ пысӑк та ҫирӗп алла чуптуса илтӗм.
Я не понял, ласка ли это или замечание, на всякий же случай поцеловал большую жилистую руку, которая лежала на моем плече.

III сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика