Шырав

Шырав ĕçĕ:

хунӑ (тĕпĕ: хур) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Унтан хӑрӑлтатса: — Юрӗ… аван… кӑна эп ма-анас ҫук… — тесе хунӑ.
Потом хрипло сказал: — Ладно… хорошо… я этого не-е забуду…

XIII // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Апла пулсан, «Во еже устроити корабль» кӗлӗсӗр пуҫне, тепӗр кӗлӗ — ҫурт никӗсне хунӑ чух калаканни кирлӗ…
Стало быть, потребно, окромя молитвы «Во еже устроити корабль», — читать еще молитву на основание дома…

Унтан Фома именчӗклӗн, шӑппӑн: — Мӗнле пулса тӑчӗ ку япала?.. Куҫа хупса иличчен ҫавӑн пек ӑшалу иртсе кайрӗ… э? — тесе хунӑ.
Потом Фома робко и негромко сказал: — Как всё это произошло… глазом не успели моргнуть, и — вдруг такая разделка… а?

XII // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Вӑл диван ҫинче урисене хуҫлатса, вӗсене пысӑк аллисемпе ытамласа тытса ларнӑ, янахне чӗркуҫҫийӗсем ҫине хунӑ.
Сидел он на диване с ногами, обняв их большущими ручищами и положив на колени подбородок.

— Ытах этемсем те мана хам шухӑшӑмсенче пулӑшаймаҫҫӗ пулсан, кӗнекесем пултараймасси паллах… — салхуллӑн каласа хунӑ Фома.
— Если люди помочь мне в мыслях моих не могут — книги и подавно! угрюмо проговорил Фома.

Тарас, ашшӗне куҫран пӑхса ӑшшӑн, тараватлӑн кулса янӑ, унтан шухӑшлӑн: — Сире эп шӑп ҫакӑн майлах астӑватӑп: чӗрӗ, савӑнӑҫлӑ… Ҫак ҫулсенче эсир ним чул та улшӑнман пекех… — тесе хунӑ.
Тарас улыбнулся в лицо отца приветливой и теплой улыбкой и задумчиво сказал ему: — Таким вот я и помню вас, веселым, живым… Как будто вы за эти годы ничуть не изменились!..

Ахӑрнех, ҫак сӑмахсен ӑшне вӑл питӗ нумай туйӑм хунӑ пулас, мӗншӗн тесен, вӗсене каланӑ хыҫҫӑнах, вӑл ҫуталса, паттӑрланса кайнӑ, хӗрӗ ҫинелле пӑхса, маттуррӑн калаҫма пуҫланӑ:
И, должно быть, он много вложил в эти слова, потому что тотчас же после них просиял, приободрился и бойко заговорил, обращаясь к дочери:

Хреснашшӗн пуҫӗ ҫаврӑнса кайрӗ пуль тесе, Фома ун еннелле ярса пуснӑ, анчах Яков Тарасович хупланнӑ ҫиллес сасӑпа: — Пӑрӑн… кай лерелле!.. — тесе хунӑ.
Фома двинулся к нему, полагая, что старику дурно, но Яков Тарасович глухим и сердитым голосом сказал: — Посторонись… отойди!..

Любовь, ҫӳҫенсе кайса, хӗрлӗ ҫӳҫлӗ ҫын ҫине тав тӑвакан куҫсемпе пӑхса илнӗ, унтан: — Ҫӑмӑлах мар, анчах эпӗ хӑнӑхнӑ ӗнтӗ… Унӑн хӑйӗн ырӑ енӗсем пур… — тесе хунӑ.
Любовь вздрогнула и взглянула на рыжего человека благодарными глазами, говоря ему: — Нелегко, но я привыкла… У него есть свои достоинства…