Шырав

Аникей

— Юрать… — терӗ Аникей тӑстарса, тутисене хӑй тӗллӗн чӑмланӑ пек сиктеркелерӗ.
— Так… — протянул Аникей и пожевал губами.

— Ну, мӗн, паттӑрсем, хуҫалӑха пӑхса тухар-и? — терӗ Аникей, тӗксӗм сӑнлӑ ҫынсене пӑхса ҫаврӑнса.
— Ну что, орлы, пройдемся по хозяйству? — оглядывая унылые лица, сказал Аникей.

Вӑл хӑйӗн хуралса кайнӑ, шӑнӑрлӑ аллисене малалла тӑсрӗ, пӳрнисене малтан сарса ячӗ, унтан чӑмӑртарӗ, анчах Аникей ӑна кӑшкӑрса чарчӗ:
Он выставил вперед свои темные, узловатые ручищи разящая пальцы и свел в кулаки, но Аникей грубо остановил его:

— Пӑрҫа пысӑк чӗрчун мар та, ҫыртсан хыҫтарать! — терӗ Шалымов бухгалтер, йывӑррӑн сывласа, Аникей вара унӑн куҫ харшисӗр, хӗрарӑмӑн пек кӳпшек пичӗ ҫинчи яланхи чее куллине сисмерӗ.
— Блоха не великая тварь, а почешешься от нее! — трудно дыша, проговорил бухгалтер Шалымов, и на безбровом, по-бабьи пухлом лице его Аникей не увидел обычной как бы застывшей ухмылки.

Вӗсем нимӗн чӗнмесӗр утаҫҫӗ, ҫавӑнпа Аникей вӗсем унӑн ҫурӑмӗ хыҫӗнче иккенне часах сисмерӗ.
Шли они молча, вот почему Аникей не сразу почувствовал их за своей спиной.

Кӗпер патӗнчен тӑвайккине хӑпарса ҫитсен, Аникей каялла ҫаврӑнса пӑхрӗ.
Поднявшись от моста в горку, Аникей обернулся.

Пырса ҫӳрекен пуҫлӑхсенчен кам та пулин колхоз пурлӑхӗпе ыр курма юратнине сиссен, Аникей хытса тӑман.
Не скупился Аникей и если кто из приезжих проявлял охоту поживиться за счет колхозного добра.

Шӑпах ҫавнашкал, Аникей каларӑш, «проектлӑ», пуҫлӑхсем пулни ӑна пӗр ҫирӗп йӗрке тытса пыма хистенӗ — саккунпа илме тивӗҫлинчен ытла колхозра ху урӑх нимӗн те ан ил, — пурӑнма вӑл та ытлашшипех ҫитет.
Именно наличие таких «проектных», как их называл Аникей, руководителей, заставляло его нерушимо придерживаться одного железного правила: самому не брать в колхозе ничего сверх того, что ему положено было по закону, — и этого вполне хватало на жизнь.

Пысӑкрах обязательствӑсем йышӑнмалли пулнӑ пулсан, Аникей те шухӑшласа тӑман, кирек мӗнле шухӑшпа та килӗшнӗ; тавлашнӑ е хирӗҫ каланӑ пулсан, вара ӑна ячӗшӗн ҫеҫ, хӑйне тӑм пуҫ вырӑнне хуртарас мар тесе ҫеҫ тунӑ.
Если требовалось заявить о повышенных обязательствах, Аникей тоже не задумывался, соглашался с любыми доводами, а если спорил и возражал, то только ради проформы, чтобы не подумали, что он безмозглый какой чурбан.

Обком секретарӗ унпа хыттӑн мар, ӑшшӑнах калаҫрӗ темелле пулин те, Аникей Лузгин кӗпер патӗнчен пусӑрӑнчӑк шухӑш-кӑмӑлпа кайрӗ.
Несмотря на то что секретарь обкома обошелся с ним не сурово, а скорее даже приветливо, Аникей Лузгин уходил от моста в подавленном настроении.

Аникей хуть кӑшкӑрса хӑратать.
Аникей все горлом берет.

— Аникей шалӑп пама та ӗлкӗрчӗ-и?
— Аникей уже успел нажаловаться?

— Тӗрӗссипе каласан, ку кӗпер камӑннине эпир хамӑр та пӗлместпӗр! — хулпуҫҫисене сиктеркелесе ответлерӗ те Аникей, урапа хыҫӗнчи шӑтӑк ҫине чалӑшшӑн пӑхса илчӗ.
— Да, по правде сказать, мы и сами не знаем, чей он! — пожимая плечами, ответил Аникей и покосился на зиявшую щель пролома позади телеги.

— Ан пӑтрат шыва Аникей, кӑлӑхах пулать! — председательтен уҫҫӑнах кулса, ӑна тата ытларах хирӗҫтерсе, кӑшкӑрчӗ Дымшаков.
— Не мути воду, Аникей, не выйдет! — открыто посмеиваясь пад председателем и еще пуще раззадоривая его, крикнул Дымшаков.

— Эх, тилӗ те-ҫке эсӗ, Аникей! — терӗ Дымшаков, йывӑррӑн, ассӑн сывласа.
— Ох и лиса ты, Аникей! — с тяжелым вздохом протянул Дымшаков.

— Хуть пӗр сехет пек маларах асӑрхаттармалла пулнӑ, Иван Фомич, вара эпӗ ниҫта та каймастӑмччӗ, — терӗ Аникей Ермолаевич, йӑл кулӑпа саламласа.
— Предупредили хоть бы за часок, Иван Фомич, я бы тогда никуда не отлучался, — говорил Аникей Ермолаевич, весь исходя улыбчивой приветливостью.

Халӑх хускалса илчӗ, икӗ еннелле сирӗлчӗ те, Аникей Лузгин обком секретарӗ патнелле утса кайрӗ.
Толпа зашевелилась, раскололась пополам, и по освободившемуся проходу двинулся к секретарю обкома Аникей Лузгин.