Шырав

Петрович сăмах пирĕн базăра пур.

Петрович

Петрович

— Эпӗ-ха ку, — терӗ Павел Петрович алӑка уҫса.
— Это я, — проговорил Павел Петрович и отворил дверь.

Павел Петрович ҫак сӑмахсене илтсен, тепӗр енне кӑна пӑрӑннӑ, анчах шӑлнӗне урӑхла ӗнентерме тӑрӑшман.
Павел Петрович в ответ на эти слова только отворачивался, но не разуверял брата.

Апла пулин те, Николай Петрович мӗнре йӑнӑшнине вӑл хӑй те кӑтартса пама пултарайман пулӗччӗ.
Хотя указать, в чем собственно ошибается Николай Петрович, он не сумел бы.

Хуҫалӑхри йӗркесӗрлӗхсем ӑна кичемлетсех янӑ; ҫитменнине ӑна яланах, — Николай Петрович ӗҫе юратать, пикенсех ӗҫлет пулин те, — вӑл ӗҫе кирлӗ пек туса пыманнӑн туйӑннӑ.
Хозяйственные дрязги наводили на него тоску; притом ему постоянно казалось, что Николай Петрович, несмотря на все свое рвение и трудолюбие, не так принимается за дело, как бы следовало.

Николай Петрович ҫапах та пӑшӑрханса ӳкмен, час-часах ассӑн сывланӑ та тарӑн шухӑша кайнӑ: укҫасӑр ӗҫ хускалас ҫуккине курнӑ вӑл, анчах укҫи унӑн пӗтӗмпе пекех пӗтсе ҫитнӗ пулнӑ.
Николай Петрович не унывал, но частенько вздыхал и задумывался: он чувствовал, что без денег дело не пойдет, а деньги у него почти все перевелись.

Управляющий Николай Петрович асӑрхаттарнисене хирӗҫ пӗрмаях: «каҫарӑрсам, паллӑ ӗҫ ӗнтӗ ку» тесе тавӑрнӑ, мужиксем ҫине ӗҫке ернӗ вӑрӑсем ҫине пӑхнӑ пек пӑхнӑ.
Управляющий на все замечания Николая Петровича отвечал: «Помилуйте-с, известное дело-с» — и старался представить мужиков пьяницами и ворами.

Павел Петрович хӑйӗн шӑлне ҫӳллӗ те ырхан ҫынпа, йӑпӑлтатакан, чахоткӑллӑ саслӑ та чеен вылянакан куҫлӑ управляющипе калаҫнӑ ҫӗрте нумаях тӑмарӗ.
Павел Петрович недолго присутствовал при беседе брата с управляющим, высоким и худым человеком с сладким чахоточным голосом и плутовскими глазами.

Ун вырӑнне, пӗрре яла пырса вырӑнаҫсан, вӑл унтан Николай Петрович Петербургра ывӑлӗпе виҫӗ хӗл ирттернӗ чухне те пӑрахса кайман.
Зато, поселившись однажды в деревне, он уже не покидал ее, даже и в те три зимы, которые Николай Петрович провел в Петербурге с сыном.

— Эпӗ ун чухне айван та хыпаланчӑк пулнӑ, — тавӑрнӑ Павел Петрович: — унтанпа эпӗ ӑслӑланман пулсан та, лӑпкӑланнӑ ӗнтӗ; пачах урӑхла, эсӗ ирӗк парсан, эпӗ яланлӑхах сан патӑнта вырӑнаҫма та хатӗр.
— Я был еще глуп и суетлив тогда, — отвечал Павел Петрович, — с тех пор я угомонился, если не поумнел; теперь, напротив, если ты позволишь, я готов навсегда у тебя поселиться.

— Эпӗ сана Марьинӑна чӗнместӗп ӗнтӗ, — тенӗ ӑна пӗррехинче Николай Петрович (вӑл хӑйӗн ялне арӑмне хисеплесе ун ячӗпе каланӑ): — эсӗ унта арӑм пурӑннӑ чухне те тунсӑхларӑн, халь вара унта тунсӑхласах пӗтӗн, тесе шутлатӑп эпӗ.
— Я не зову теперь тебя в Марьино, — сказал ему однажды Николай Петрович (он назвал свою деревню этим именем в честь жены), — ты и при покойнице там соскучился, а теперь ты, я думаю, там с тоски пропадешь.

Княгиня вилнӗ хыҫҫӑн, Павел Петрович ун ҫинчен манма тӑрӑшнӑ.
После смерти княгини Павел Петрович старался не думать о ней.

Павел Петрович хӑй шӑлнӗне вӑл яла пурӑнма куҫнӑранпа та курман.
Павел Петрович почти не видался с братом с тех пор, как тот поселился в деревне.

Ку вӑл 48-мӗш ҫулӑн пуҫламӑшӗнче, шӑп та шӑпах Николай Петрович, арӑмсӑр юлса, Петербурга пынӑ вӑхӑтра пулнӑ.
Это случилось в начале 48-го года, в то самое время, когда Николай Петрович, лишившись жены, приезжал в Петербург.

Павел Петрович сӗтел хушшинчен тухнӑ та, час-часах картла вылякансем патӗнче чавса лартнӑ пек чарӑна-чарӑна тӑрса, нумайччен клуб пӳлӗмӗсем тӑрӑх уткаласа ҫӳренӗ, анчах киле халичченхинчен ир таварӑнман.
Павел Петрович встал из-за стола и долго ходил по комнатам клуба, останавливаясь, как вкопанный, близ карточных игроков, но не вернулся домой раньше обыкновенного.

Павел Петрович Российӑна.
Павел Петрович в Россию.

Павел Петрович юлташӗсем ыйтнине, пуҫлӑхсем ӳкӗтленине пӑхмасӑрах отставкӑна тухнӑ та, княгиня хыҫҫӑн тухса кайнӑ; тӑватӑ ҫула яхӑн вӑл пӗрре княгиня хыҫҫӑн хӑваласа, тепре ӑна юриех куҫран ҫухатса ют ҫӗршывра пурӑннӑ; вӑл хӑйӗнчен хӑй вӑтаннӑ, хӑй ҫемҫе кӑмӑллӑ пулнӑшӑн ҫилленнӗ…
Павел Петрович вышел в отставку, несмотря на просьбы приятелей, на увещания начальников, и отправился вслед за княгиней; года четыре провел он в чужих краях, то гоняясь за нею, то с намерением теряя ее из виду; он стыдился самого себя, он негодовал на свое малодушие…

— Вара, — ответленӗ Павел Петрович: — ҫак сфинкс — эсир.
— Да, — ответил Павел Петрович, — и этот сфинкс — вы.