Шырав

Шырав ĕçĕ:

Вырӑс сăмах пирĕн базăра пур.

Вырӑс (тĕпĕ: вырӑс) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Шӑртланма юратакан Немцев, Фелицата умӗнче ырханкка ури кӗлисемпе урай хӑмине тапӑртаттарса, вырӑс ташшине сиксе ташлать, ҫухӑрса-айкашса пӗрехмай пӗр сӑмахнех калать:
Раздражительный Немцев прыгает русскую перед Фелицатой, стукая по полу костлявыми пятками, и визгливо повторяет:

Окуров хули // Уйӑп Мишши. Горький М. Окуров хули: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956. — 134 с.

Сана хамӑн чӗререн тухакан сӑмахӑма калам-ха тата — ҫӗр ҫинче вырӑс халӑхӗ — лайӑх халӑхах ҫав!
И скажу тебе от сердца слово — хорош есть на земле русский народ!

Вӑл хӑй те хӑнасене юрасран пӑрӑнмасть: вырӑс ташшине питӗ хитре ташлать, гитара калама ӑста, юрату ҫинчен романссем юрлама пӗлет.
Она и сама ещё не прочь угодить гостям: чудесно пляшет русскую, ловко играет на гитаре, умеет петь романсы о любви.

Ку ҫакна пӗлтерет — халӑхра хӑйӗн ҫӗршывӗшӗн, чун-чӗрине кӑмӑллӑ вырӑс ҫӗрӗшӗн ҫунакан юрату вӑранать!
Это значит — просыпается в народе любовь к своей стране, к русской милой земле его!

Хушаматсем тӑрӑх — эпир стрелецсенчен, пушкарьсенчен, тиунсенчен — кирлӗ ҫынсенченех тухнӑскерсем пулатпӑр, кунта эпир пурте — хура сотньӑсенче тӑраканнисем, пулсан та — чӑн-чӑн вырӑс йӑхӗнчен тухнӑ ҫынсемех!
По фамилиям — мы выходим от стрельцов, пушкарей, тиунов (тиун — судья — Ред.) — от людей нужных, и все мы тут люди кровного русского ряда, хотя бы и чёрных сотен!

Эпӗ, тет, вырӑс халӑхӗ, мещенсем — мӗн таран усал тыткӑнне лекнӗ сий пулса тӑраҫҫӗ — ҫавна ҫырса кӑтартатӑп, тата унта мещенсен пурнӑҫӗн мӗнпур шӑпи курӑнӗ, тет.
Будет, говорит, показано мною, сколь русский народ, мещане, — злопленённое сословие, и вся судьба мещанской жизни.

— Ӗнтӗ ҫӗр ҫул хушши вырӑс ҫӑкӑрне ҫисе пурӑннӑ пулӗ те!
— Чай, лет сто русский хлеб ели!

Вырӑс ҫӗрӗ!
Русская земля!

Кашни поляк ҫыннишӗн вӑл вӑхӑтра ҫул ҫӳресси савӑнӑҫ пулнӑ, ӑна ырӑ кӑмӑлпа йышӑннӑ; кашни вырӑс ҫине халӑхсем вӑрттӑн тарӑхупа, Николайпа пӗр каварлӑ ҫын ҫине пӑхнӑ пек пӑхнӑ.
Для каждого польского выходца в то время путешествие было рядом торжеств, симпатических приемов; на каждого русского народы смотрели с затаенной злобой, как на сообщника Николая.

Малалла ҫырас вырӑнне каласа пани // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Аманнӑ ҫын малтан картах сиксе илнӗ, вырӑс ҫыннипе тӗлпулни хӑйне кӑмӑла кайманнине пытарман.
Сначала раненый вздрогнул, не скрывая, что встреча с русским ему неприятна.

Анатолӗн куҫӗсем хуралса килнӗ, вӑл сулӑнса кайса лашине шпорӗсемпе тапнӑ, анчах лаши сасартӑк чӗвен тӑнӑ та ҫӗре тӑсӑлса ӳкнӗ — вырӑс бомбин осколокӗ лашана амантнӑ тата Анатолӗн хулпуҫҫине ватса пӑрахнӑ.
У Анатоля потемнело в глазах, он покачнулся и дал шпоры лошади, но лошадь вдруг поднялась на дыбы и брякнулась наземь — осколок русской бомбы ранил лошадь и раздробил Анатолю плечо.

Николай мӑйкӑҫа майӗпен, васкамасӑр туртса хӗссе пырать, — паян темиҫе вырӑс ҫыннине рудниксене ярать, ыран — темиҫе поляка, паян ют ҫӗршыв пасӗсем ҫук, ыран ик-виҫӗ шкула хупнӑ… ҫирӗм ҫиччӗмӗш ҫул тӑрӑшать унӑн величестви, пире сывлӑш ҫитмест, пире сывлама йывӑр, анчах вӑл мӑйкӑҫа хӗсет те хӗсет — ҫапах та хӑй, тав турра, ҫаплах сывӑ-ха.
Николай затягивает узел исподволь, не торопясь, — сегодня несколько русских в рудники, завтра несколько поляков, сегодня нет заграничных пасов, завтра закрыты две, три школы… двадцать седьмой год трудится его величество, воздуху нам недостает, дышать трудно, а он все затягивает — и до сих пор, слава богу, здоров.

1725 ҫултан пуҫласа 1762 ҫулччен ҫав ҫынсем патшасене престол ҫинчен сирпӗтес тата престол ҫине лартас ӗҫе пурне те хутшӑннӑ, Финлянди пылчӑкӗ ӑшне ӳкнӗ вырӑс коронине хӑйсен пурлӑхӗ пекех тыткаланӑ, ҫав вӑхӑтрах вӗсем Петербургри трон урисем ытла ҫирӗпех маррине, дворецран Петропавловски крепостьпе Шлиссельбург кӑна мар, Пелымь те, пӗтӗм Ҫӗпӗр те ытла инҫех маррине питӗ лайӑх пӗлсе тӑнӑ.
С 1725 и до 1762 года эти люди участвовали во всех низвержениях и возведениях на престол, они распоряжались русской короной, упавшей на финскую грязь, как своим добром, и очень хорошо знали, что ножки петербургского трона не так-то крепки и что не только Петропавловская крепость и Шлюссельбург, но Пелым и вообще Сибирь не так-то далеки от дворца.

I Петр вӑхӑтӗнчен пуҫласа, вырӑс обществи хӑйӗн йӑлисене пӗр тӑватӑ хут улӑштарчӗ.
Русское общество с Петра I раза четыре изменяло нравы.

Князь хальхи вӑхӑтра куҫран ҫухалса пыракан ҫынсенчен, 1812 ҫулхи вырӑс генералӗсенчен пӗри пулмаллаччӗ, вӑл йышши ҫынсене эпӗ питӗ лайӑх пӗлеттӗм-ха, вӗсен сӑнарне упраса хӑварас пулать.
Князь должен был принадлежать к типу людей, который утрачивается, который я еще очень хорошо знал и который необходимо сохранить, — к типу русского генерала 1812 года.

Вӑл хӑй валли пит лайӑх карьера тунӑ та, кампанирен 1815 ҫулта таврӑннӑ, унӑн кӑкри ҫинче казаксем каллех хӑйсен вырӑнне лартнӑ пур нимӗҫ государӗсен хӗресӗсем, вырӑс ҫӑлтӑрӗсем шӑкӑриех ҫакӑнса тӑнӑ.
Он славно сделал свою карьеру и воротился из кампании в 1815 году, обвешанный крестами всех немецких государей, введенных казаками во владение, и млечным путем русских звезд.

Пушӑ пулнӑ вӑхӑтра Дрейяк тата икӗ вырӑс помещикне Греци мифологипе Франци историне вӗрентсе ҫутта кӑларма ӗлкӗрнӗ.
Дрейк успел в антракте образовать еще двух русских помещиков греческою мифологией и французскою историей.

IV // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Княгиньӑн ҫапах та вырӑс кӗнекисем кӑштах пулнӑ — Сумароков сочиненийӗсем, Херасковӑн «Россиада» кӗнеки, Стефан Яворскин «Камень веры» тата «Ирӗклӗ экономикӑлла общество ҫырса пынисем» пӗр хӗрӗх том, анчах ҫамрӑк ҫынсем вӑл кӗнекесене нихҫан та уҫса пӑхман.
У княгини было-таки небольшое собрание русских книг — сочинения Сумарокова, «Россиада» Хераскова, «Камень веры» Стефана Яворского и томов сорок «Записок Вольного экономического общества», но молодые люди никогда не развертывали этих книг.

Князь пулса — вай та, хӑй кахал пулнӑ пулин те, Грецири мифологие тата Франци историне самаях лайӑх пӗлнӗ, вӑл вӑхӑтра унтан ытла пӗлни кирлӗ те пулман; ун чухне пирӗн хамӑрӑн литературӑна шухӑшласа кӑларман-ха, вырӑс журналӗсене тӗлӗкре те никам та курман, пӗр Новиков курнӑ пулинех; Россия историне те ун чух тупса кӑларман.
При всей своей лени даже князь знал довольно хорошо греческую мифологию и французскую историю, больше в то время не требовалось; тогда у нас еще не выдумывали своей литературы, о русских журналах и не снилось никому, разве одному Новикову; русской истории тоже еще не было открыто.

Вӑл вырӑс пурнӑҫӗнчи пур япалисем ҫине те хӑйне мӑнна хурса, кулкаласа пӑхнӑ, нимӗҫсен литератури тата акӑлчан поэчӗсем пурри ҫинчен ӗмӗрне те илтмен, анчах Корнельпе Расин ҫырнисене пӑхмасӑрах вуласа панӑ.
Он смотрел с улыбкой превосходства на все русское, отроду не слыхал, что есть немецкая литература и английские поэты, зато знал на память Корнеля и Расина.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика