Шырав

Осетров

Манӑн Осетров пичче хӗрсе кайрӗ те ӑна кӑшкӑрать:
Дядюшка мой Осетров распалился, шумит ему:

Кӑштах лӑплансан, Давыдов нумайччен хӑй патӗнчен кайнӑ Осетров ҫине пӑхса тӑчӗ.
Немного успокоившись, Давыдов долго смотрел вслед удалявшемуся Осетрову, думал.

Осетров Давыдовӑн хурланнӑ чухнехи пек пӗкӗрӗлнӗ кӗлетки ҫине тимлӗн пӑхса илчӗ те, тепӗр хут пуҫ тайса, майӗпен утӑ ҫулакансем патнелле утрӗ.
Осетров внимательно посмотрел на понуро сгорбившуюся фигуру Давыдова, еще раз низко поклонился и медленно зашагал к косарям.

Давыдов ӗнсине хытӑ хыҫса илчӗ те Осетров еннелле сасартӑк ҫурӑмӗпе ҫаврӑнса тӑчӗ.
Давыдов яростно поскреб в затылке и вдруг круто повернулся к Осетрову спиной.

— Пирӗн мӗн авалтан йӑли ҫапла: ырӑ сунатӑн пулсан, пуҫна та таятӑн, — тивӗҫлӗн тавӑрчӗ Осетров.
— У нас со старых времен так ведется: ежели благодаришь, то и кланяешься, — с достоинством ответил Осетров.

— Осетров Давыдов еннелле пуҫ тайрӗ.
— Осетров поклонился Давыдову.

— Ухмахла сӑмахсемшӗн ан ҫиллен ӑна, — тепӗр хут каларӗ Осетров.
— Не гневайся на него за дурные слова, — повторил Осетров.

— Мӗнле тӑшман пултӑр вӑл? — тӗлӗнсе кӑшкӑрса ячӗ Осетров.
— Да какой же он враг? — в изумлении воскликнул Осетров.

Хӳри айне кутлӑх лексен, вӑл пачах ухмаха ерет, — йӑлӑннӑ пек каларӗ Осетров.
Он чисто глупый становится, когда ему шлея под хвост попадает, — просяще заговорил Осетров.

Ман сӑмаха асра тыт: ҫапӑҫакан автан кикирекки яланах юнлӑ… — асӑрхаттарчӗ Осетров.
А у драчливого кочета, попомни мое слово, гребень всегда в крови… — предостерегающе сказал Осетров.

Давыдов Осетров енне ҫаврӑнчӗ, — вӑл кунта ҫулӗпе пуринчен те аслӑрах.
Давыдов повернулся к Осетрову, — он обращался к нему как к старшему по возрасту.

Кӳреннӗ Осетров, кӑштах сивӗнсен, Нечаева ҫапла каларӗ:
Обиженный Осетров, малость поостыв, только и сказал, обращаясь к Нечаеву:

Ун вырӑнне Тихӑн Осетров калаҫма пуҫларӗ:
Вместо него заговорил Тихон Осетров:

Ватӑ Тихӑн Осетров, кӑвак сухалне аллипе ҫавӑрса тытса, янравлӑ сасӑпа: — Упне вырт та, Устин, пуҫна та ан ҫӗкле! Сана Давыдов пӗтӗмпех таптаса пӗтерчӗ! — тесе кӑшкӑрчӗ.
А престарелый Тихон Осетров, захватив сивую бороду в кулак, пронзительно кричал: — Ложись, Устин, ниц и не подымай головы! Начисто стоптал тебя Давыдов!