Шырав

Новодережкин

— Мӗн тӑвас тетӗн-ха, — малалла каятпӑр вӗт, — мӑшкӑланӑ пек каларӗ Новодережкин, тирек йывӑҫӗн тӑрри пӗтӗмпех ҫуталса ҫитнине курса.
— Что же поделаешь, движение, — с усмешкой сказал Новодережкин, видя, что верхушка тополя уже стала совсем белая.

— Хытӑ критиклерӗ пулӗ-ха? — ыйтрӗ Новодережкин, кӗренленнӗ пӗлӗт ҫинелле пӑхма чарӑнмасӑр.
— Знать, здорово критиковала? — спросил Новодережкин, продолжая поглядывать на всполохи зарницы.

Новодережкин итлемен пек туйӑнчӗ — вӑл паҫӑрхи пекех чӳрече еннелле тимлӗн пӑхса ларать, чӳречерен шурӑмпуҫ ҫуталса килни курӑнать.
Казалось, Новодережкин не слушал — по-прежнему его взгляд и внимание были прикованы к окну, за которым рисовались первые отблески зари.

Лутакарах та патмар, сарлака хулпуҫҫиллӗ, кӗске, анчах вӑйлӑ алсемлӗ арҫын Евдоким Новодережкин алӑк урати урлӑ каҫрӗ те, хӑйне мӗн ӗҫпе чӗннине пӗлмесӗр, картузне хывса, чӗнмесӗр тӑчӗ.
Евдоким Новодережкин, мужчина низкорослый, коренастый, с широкими плечами и короткими, но сильными руками, переступил порог и, не зная, по какому делу его вызвали, снял картуз и стоял молча.

— Новодережкин килчӗ…
— Явился Новодережкин…