Шырав

Нарвски

Кайри урисем ҫине ҫӗкленнӗ, пуҫӗсемпе чӗрнисенчен тумла пӑрӗсем усӑннӑ хура лаша кӗлеткисем ларакан Нарвски воротӑран пуҫласа, пӑрланнӑ тротуар тӑрӑх — хӗрарӑмсем, стариксем, ҫамрӑк ачасем вӑрӑм черете тӑрса тухнӑ; вӗсем пурте чӗмсӗр, ҫиллессӗн тӑраҫҫӗ, хӑшпӗрисем ҫурт стенисем ҫине тайӑннӑ; теприсем, нумай сехет хушши кӗтсе тӑнӑ чухне, хӑйсенчи ӑшша март ҫилӗнчен сыхлас тенипе пӗтӗм пит-куҫӗсене кивелнӗ тумтир ҫухисемпе витсе тӑраҫҫӗ.
От Нарвских ворот, где вздымались черные кони с сосульками на копытах и мордах, далеко по обледенелому тротуару стояла очередь — женщины, старики, подростки: молча, угрюмо, иные привалясь к стене дома, иные уйдя всем лицом в поношенные воротники, чтобы уберечь от мартовского ветра хоть капельку тепла за долгие часы ожидания.

Владимир Ильич, ӗҫленӗ хушӑра, чавсисемпе сӗтел ҫинче выртакан хут купи ҫине тайӑнса, Сталина куҫӗсенчен тӗллесе: — Ӗлкӗрейӗпӗр-и? Нимӗҫ драгунӗсем Нарвски ворота умне ыран ирпелех ҫитсе тӑма пултараҫҫӗ вӗт, — тесе ыйтать.
В минуты передышки Владимир Ильич, навалясь локтями на кипы бумаг на столе, глядел в упор в глаза Сталину: — Успеем? Немецкие драгуны могут уже завтра утром быть у Нарвских ворот.

Контора кӗрсе Смольнӑя кайма наряд илет, тата паек шучӗпе пӗр чӗлӗ ыраш ҫӑкӑрӗ — тутлӑ шӑршӑ — пурнӑҫ шӑрши саракан ҫӑкӑр илет те, ӑна майӗпен бекеш кӗсъине майлаштарса чиксе, шоссе тӑрӑх Нарвски воротан хура колоннадисем еннелле утать…
Зашел в контору, взял наряд в Смольный, взял паек — ломоть ржаного хлеба, сладко пахнущего жизнью, осторожно засунул его в карман бекеши и зашагал по шоссе в сторону черной колоннады Нарвских ворот…

Нарвски ворота текен вырӑн хыҫӗнчи шоссе ҫулӗн сулахай енче, шурлӑхлӑ-лачакаллӑ вырӑнта сапаланса ларнӑ рабочи поселокра, кивелнипе тайӑлса аннӑ ҫуртсенчен пӗринче, Путиловски заводра ӗҫлекен тимӗрҫӗ Иван Гора — ҫирӗм икӗ ҫулхи ҫӳллӗ, пысӑк сӑмсаллӑ ҫамрӑк — винтовка тасатса ларать, вӑл затвор пайӗсене сӗтел ҫине сапаласа хунӑ, сӗтел ҫинчех ҫу тултарнӑ чашӑк ҫинче вут ҫунса ларать.
За Нарвскими воротами по левую сторону от шоссе, в рабочем поселке, разбросанном по болотистым пустырям, в одном из домишек, покосившемся от ветхости, кузнец Путиловского завода Иван Гора — большого роста, большеносый двадцатидвухлетний парень — чистил винтовку, положив части затвора на стол, где в блюдечке в масле плавал огонек.