Шырав

Мажаров

— Шел те, пултараймастӑп — алӑ, — тенӗ Мажаров, унӑн сарлака янах шӑммиллӗ пичӗ сиввӗн курӑннӑ, нумай пулмасть кулса тӑракан куҫӗсенче нимӗнле кулӑ палли те юлман.
— К сожалению, не могу — рука, — сказал Мажаров, и скуластое лицо его отвердело, в глазах, недавно искрившихся от смеха, не осталось и тени усмешки.

Мажаров Ксени ҫине тӑрӑхлас кӑмӑлпа тинкерсе пӑхнӑ, унӑн куҫлӑх кантӑкӗсем хупланӑ куҫӗсем ҫиҫсе илнӗ.
Мажаров с насмешливой пристальностью посмотрел на нее, глаза ого за стеклами очков сияли.

Вара Ксюша аллине хыттӑн чӑмӑртаса, ӑна лӑпкӑн та тивӗҫлӗн хӑйӗн хушаматне каланӑ: Мажаров.
И, крепко стиснув Ксюшину руку, сказал уже спокойно и серьезно: — Мажаров…

Вӑл Константин Мажаров ҫинчен нумай ҫулсем хушшинче пӗрремӗш хут ҫапла кӳренмесӗр, тарӑхмасӑр шухӑшланинчен тӗлӗнчӗ.
Она удивлялась тому, что впервые за многие годы думала о Константине Мажарове без привычного чувства обиды и душевной угнетенности.